Тени Королевской впадины
Шрифт:
— Русский сейчас на комбинате?
— Нет, я звонил недавно вахтеру, у него свободный день.
Совещание происходило в особняке директора — мрачном коттедже, стоявшем на отшибе. От него в разные стороны уходило несколько лестниц, прорубленных в горе, к которой прилепился дом.
Миллер вышел из дома и остановился на площадке, дыша полной грудью. «И луна здесь не такая, как в Европе», — подумал он.
Карл Миллер имел все основания быть довольным — пока все шло так, как было задумано. План Шторна осуществлялся. Ему придется осесть здесь, на комбинате, на некоторое время, приструнить строптивого русского, коли эта размазня
Навстречу Миллеру кто-то, тяжело дыша, поднимался по каменной лестнице. «Запоздавший гуляка», — подумал он.
В этот момент луна вышла из-за тучи, осветив гору, лестницу и двух людей, идущих навстречу друг другу.
Миллер глянул вниз — и ему показалось, что он сходит с ума: навстречу ему поднимался Иван Талызин.
Миллер подошел к самому краю лестницы и отвернулся от поднимавшегося Талызина, сделав вид, что любуется звездным небом. Он вздрогнул, будто от удара током, когда рука Талызина коснулась его плеча.
— Звезду свою ищешь, камарадо? — приветливо спросил Талызин по-испански.
Миллер развел руками и покачал головой, давая понять, что не понимает языка.
Талызин повторил свой вопрос по-русски — с тем же успехом.
— Все ясно, камарадо: ты тоже иностранец, как и я, — рассмеялся Талызин. Русский был настроен благодушно и, похоже, не собирался скоро расстаться со случайным прохожим, несмотря на обнаруженный между ними языковой барьер.
Миллер пришел в себя и несколько приободрился, вспомнив, что благодаря работе Шторна Талызину узнать его мудрено.
Наконец, отчаявшись добиться взаимопонимания, Иван оставил встречного в покое, пожелал ему доброй ночи и двинулся вверх по лестнице, что-то напевая под нос.
Когда они разминулись, Миллер перевел дух. У него было такое ощущение, что он чудом избежал смертельной опасности, словно перескочил через рельсы перед самым носом бешено мчащегося поезда. Следующей мыслью, когда он увидел, что Талызин от него удаляется, было: бежать прочь! Бежать без оглядки.
Все это было похоже на наваждение: как очутился Иван Талызин здесь, на краю земли, за океаном?! Да, против судьбы человек бессилен.
Сначала Миллеру не приходило в голову, что встреченный им на лестнице Иван Талызин и есть тот самый русский инженер, о котором только что говорилось в доме директора. Чуть позже он догадался об этом и попытался заставить себя рассуждать логически. Ну, ладно, он нос к носу столкнулся с Талызиным. И что же из этого следует? Да ровным счетом ничего. Ведь Талызин его не узнал?.. И не узнает. Хорошо, что он сумел отмолчаться. По голосу можно узнать человека и через тридцать лет, он где-то слышал об этом. Все вроде сошло гладко. Гладко?.. А что, если у Талызина все-таки возникли какие-то подозрения? Тогда бегство не спасет, и никуда он не скроется. Ведомства Четопиндо, которое могло бы его прикрыть, не существует, а народная полиция в два счета отыщет его в любом уголке Оливии. И все же пока надо остаться здесь, на комбинате. И вести себя как ни в чем не бывало. Прежде
ГЛАВА ПЯТАЯ
Педро, говоря его собственными словами, был человеком с изломанной судьбой.
О многом мечтал он в жизни, за многое хватался, иногда, казалось бы, давалась ему в руки синяя птица удачи — но никогда Педро не мог удержать счастье надолго.
Если доводилось сорвать изрядный куш — то ли в азартной игре, до которой он был очень охоч, то ли за счет доставки в нужное место важного и денежного пассажира, то ли на контрабанде, — богатство у Педро не задерживалось, деньги ускользали из рук подобно морскому песку, который просыпается из горсти.
Он был натура увлекающаяся, пылкий фантазер. Отсюда, видимо, появились и никогда не существовавшие предки голубых кровей, и многое другое, чему Шторн, как медик, поставил безапелляционный диагноз: «Все это от комплекса неполноценности».
Друзей у Педро не было. Приятели, собутыльники — этих сколько хочешь. Особенно когда гулевых денег полны карманы, а руки хозяина щедро швыряют монеты — лови кто хочет! В сущности, он, Педро, любил и уважал только одного человека — Рамиро Рамиреса. Вот за кого он с радостью пошел бы в огонь и в воду. Но Рамиро, похоже, не воспринимал его всерьез.
Педро часто вспоминался их давнишний разговор в Королевской впадине, когда он предложил Рамиро основать с ним дело, намекая на деньги, которые у него завелись. Рамиро поначалу принял слова Педро за шутку, а потом предложил раздать их докерам. Педро вспылил тогда, возмутился. Но денежки эти пошли прахом, и Педро подумал, что, пожалуй, Рамиро давал недурной совет. Уж лучше было раздать деньги обездоленным, чем так бездарно пустить их по ветру.
Хотя к печатному слову Педро всю жизнь относился скептически, однако после переворота незаметно для себя стал заглядывать в газеты, приучился листать книги. Однако самый прямой путь к сердцу Педро находили не газетные статьи, не книги, пусть горячие, умные и правдивые, а стихи Рамиро.
Политические события в родной стране на многое раскрыли ему глаза. Он не раз наблюдал жестокость прежней полиции, охранки Четопиндо. Педро долго удивлялся, куда подевался его пассажир, немец с той же фамилией, что и первый помощник генерала Четопиндо. Этого немца он в конце войны доставил в Оливию, после чего следы его затерялись. Если он отдал концы, то это и к лучшему, рассудил Педро.
Сильнее всего беспокоило, что не без его, Педро, помощи Четопиндо удалось опорочить исчезнувшего Гарсиа.
Педро, правда, не знал, что в действительности произошло с шофером Четопиндо, но выполнил задание генерала, результатом чего явился номер зарубежной газеты с фотографией улыбающегося, преуспевающего Гарсиа, а также статья «возмущенного очевидца», рассказывающая о сладкой жизни беглого шофера, укравшего важные государственные документы.
Со временем это беспокойство перешло в угрызения совести. А с некоторых пор Педро почувствовал, что больше не может носить этот камень на душе.
Он решил разыскать единственного человека, которому полностью доверял, — Рамиро и рассказать ему все, как было. Решение это окрепло окончательно месяц назад, после того как его шхуну с грузом наркотиков задержали пограничники Королевской впадины.