Тени на стене

Пархомов Михаил Ноевич

— Смотри, стремена не потеряй. Мигом из седла вылетишь, — сказал ему Гришка Троян.

— Правильно, ноги вденьте в стремена, они для того и предназначены, — подтвердил Николай Сергеевич. — Ну как, теперь удобнее?

— Вроде бы ничего… — пробормотал Костя.

— Вы должны регулировать поступление воды в цистерны, — продолжал между тем Николай Сергеевич, обращаясь к притихшему Косте Арабаджи. — Нашли рычаг? Отлично… Электрический насос перекачивает воду из носовой дифферентной цистерны в кормовую, обеспечивая торпеде устойчивость. Надеюсь, все понятно?

— Понятно, чего там… — буркнул Костя Арабаджи.

После

отбоя, когда они остались втроем в кубрике, Костя, однако, признался друзьям, что у него от всех этих дифферентов башка трещит. Ну и денек!.. Лучше проплыть лишних десять километров, чем просидеть час на занятиях.

— А ты скажи об этом капитан–лейтенанту Мещеряку, — посоветовал Нечаев. — Он тебе посочувствует.

— Ну нет, нема дурных, — Костя сплюнул. — Раз надо, то я эту премудрость осилю. Ты послушай… Управляемая торпеда «дельфин» состоит… Зарядное отделение со взрывателем, приборная доска, цистерны с клапанами, ящик для инструментов, аккумуляторные батареи, электромотор, помпы… Вот и все, не считая гребных винтов и рулей. Ну как?..

— Троечку тебе Николай Сергеевич поставит, — ответил Нечаев. — А теперь давай спать.

Он устал. Сказывалось напряжение последних дней. Их никто не торопил, но уже по одному тому, как вел себя капитан–лейтенант Мещеряк, можно было догадаться, что время не терпит. Мещеряк все чаще отлучался в город и возвращался оттуда озабоченным.

Нечаев чувствовал, что тихой загородной жизни вот–вот придет конец. Ну что ж… С каждым днем он все больше убеждался в том, что «дельфин» не подведет. Крейсерская скорость торпеды, правда, была невелика, всего лишь четыре узла, но зато она могла опуститься на значительную глубину. Куда сложнее обстояло дело со снаряжением. Водонепроницаемый резиновый комбинезон — это тебе не водолазная рубаха! Баллоны со сжатым воздухом давили спину. Дыхательный прибор был укреплен на лямках. Маска плотно облегала лицо. И ни на минуту нельзя было забывать о том, что редукционный клапан соединен как бы с твоими искусственными легкими, похожими на мешочек, соединен длинной гофрированной трубкой… Она была такая же, как у противогаза, и страшно было подумать, что может произойти прокол…

В этом легком снаряжении Нечаев чувствовал себя отрезанным от всего мира. Каждый раз, опускаясь под воду, он уходил в глухое безмолвие и одиночество…

И маска, и дыхательный аппарат были еще далеки от совершенства. Оттого последний спуск чуть было не оказался для Нечаева действительно последним. Отравление углекислым газом началось исподволь почти незаметно. Сначала появилось какое–то легкое, приятное ощущение. Показалось даже, будто руки стали теплее, а маска уже не так сильно давит на лицо. Да и дышать стало легче. Но затем появился озноб и потемнело в глазах. Хорошо еще, что за спиной у Нечаева сидел Сеня–Сенечка. Когда Нечаев завалился набок, Шкляр выхватил нож и мигом перерезал веревки, на которых на груди у Нечаева висе г. балласт. И Нечаев пробкой вылетел из воды…

Но, делать нечего, приходилось довольствоваться тем, что есть. Когда еще изобретут усовершенствованный аппарат!.. Могут пройти месяцы, если не годы. А тут… В любую минуту капитан–лейтенант Мещеряк мог отложить в сторону бумажную салфетку и, поднявшись из–за стола, сказать:

— Ну, хватит вам прохлаждаться…

Глава седьмая

Он проснулся сразу, мгновенно.

Холодный свет луны заливал весь кубрик, и он увидел над собой лицо капитан–лейтенанта Мещеряка, который почему–то поднес палец к губам. Лицо это было белым и плоским.

Нечаев рывком вскочил, протер кулаками глаза. Его сердцу стало жарко и тесно.

Кивнув ему, капитан–лейтенант на цыпочках прошел к двери, и Нечаев, натянув фланелевку и брюки, лежавшие на табурете у изголовья, босиком прошлепал за ним. Он успел заметить, что кровать Сени–Сенечки уже пуста. Только Костя Арабаджи все еще дрыхнул сном праведника, влажно причмокивая во сне губами. Костя всегда уверял, будто видит дивные сны.

Обулся Нечаев уже под лестницей.

Когда он вошел в кают–компанию, там горела керосиновая лампа. В ее теплом домашнем свете Нечаев увидел Николая Сергеевича, старчески горбившегося за столом, Гришку Трояна, веснушчатого Игорька и Сеню–Сенечку. Капитан–лейтенант Мещеряк почему–то проверял маскировку на окнах.

Лампа слабо потрескивала в чуткой ночной тишине, и на стенах двоились тени. Огромная тень Гришки Трояна, сломанная под прямым углом, упиралась в потолок.

Убедившись, что окна зашторены плотно, капитан–лейтенант Мещеряк вернулся к столу и сказал:

— Садитесь.

Мещеряк был — только теперь Нечаев заметил это — в суконном кителе, застегнутом на все пуговицы. Его глаза жестко поблескивали из–под козырька.

Таким Нечаев его еще никогда не видел. Выходит, что–то произошло. Неспроста же их подняли посреди ночи.

— Сбегать за вещами? — спросил Троян.

— Никаких вещей! Вам они не понадобятся, — ответил капитан–лейтенант. — Надеюсь, вы понимаете, почему такая спешка? Получен приказ.

Он почему–то вздохнул.

— Так вот, первым делом попрошу сдать документы, фотографии, письма… Все, все. Даже гребешки и кисеты. Выверните карманы.

Подойдя к столу, Нечаев вывалил из карманов все свое богатство — карандаш, записную книжку, иголку с ниткой, спички… Фотографий у него не было. Аннушка обещала ему подарить свою фотокарточку, но так и не успела. Напоследок, вытащив из кармана отцовскую трубку, Нечаев невольно вспомнил Гасовского, который отказался от такого ценного подарка. Может, капитан–лейтенант разрешит ее оставить?

— Браеровская… Отличная трубочка, ничего не скажешь. Прокуренная… — произнес Мещеряк, повертев ее в руках. — Но я, к сожалению, не могу… Трубочка–то английская. Соображаешь? — И уже официальным тоном закончил: — Но вы не беспокойтесь, Нечаев. Она будет цела. Получите ее, когда вернетесь.

Нечаев промолчал.

— А значки… Значки отвинтить? — спросил Игорек.

— Разумеется.

— Но мы ведь потом все равно снимем робу?

— Отвинтить, — повторил Мещеряк.

— Ну, это уже не снимешь… — Троян завернул рукав фланелевки и показал татуировку.

— Да, к сожалению, это уже не вытравить… — подтвердил Мещеряк. — Что там у вас?

— Якорь… И еще русалка.

Троян согнул руку в локте, синяя русалка ожила, взмахнула хвостом.

— Это еще куда ни шло… — пробормотал капитан–лейтенант. — Было бы хуже, если бы звезда… Пришлось бы мне тогда вас отстранить. Черт, как это я упустил из виду!..

Он покачал головой и усмехнулся, признавая свою ошибку. И сразу снова стал строгим.

— Хорошо, что напомнили, — сказал он. — Больше ни у кого нет татуировок? Слава богу. Так вот, товарищи…