Тени на стене
Шрифт:
Ризаев слушал молча.
— Желательно, чтобы об этом строительстве стало широко известно. — Мещеряк снова взглянул на Ризаева и увидел, что тот не понимает. — Очень важно, чтобы об этом узнали, — мягко повторил Мещеряк. — Пусть на базарах заговорят о том, что приехали какие–то военные во главе с генералом, что они отправляются не то в Ходжейли, не то в Турткуль, а может, и в другое место, что там начнется какое–то важное строительство и нужны будут люди, что рабочим будут хорошо платить, что их обеспечат пайками и что все это, наконец, держится в секрете. Понятно?
Теперь и Ризаев понял.
—
Ризаев кивнул.
— Вот и отлично. Разрешаю вам поведать об этом жене. Да так, чтобы и теща, и соседи услышали… Надо, чтобы эта новость обошла всех. Пусть о ней заговорят и в Хиве, и в Бухаре.
— А генерал… — Ризаев запнулся.
— Будет и генерал. Какая свадьба без генерала? — улыбнулся Мещеряк. — А тебе, Нечаев, придется после моего отъезда организовать похороны Усманова.
— Похороны? — Брови Ризаева полезли вверх. — Но ведь ему уже лучше. Я докладывал.
— Фальшивые похороны, — объяснил Мещеряк, теряя терпение. — Надеюсь, что Шарифиддин–ака проживет до ста лет. Он нам очень нужен.
Глава шестая
Слухи, пущенные опытными людьми, обычно описывают полный круг и бумерангами возвращаются к тем, кто запустил их. Мещеряк снова убедился в этом, когда старший лейтенант Ризаев, поджав губы, сказал ему, что не дольше как сегодня утром ему на секрету сообщили о приезде какого–то большого начальства… Слух исходил от парикмахера, узнавшего об этом будто бы от сведущего человека. Он, Ризаев, всегда стрижется у одного и того же мастера в той парикмахерской, что напротив почты, в которую часто заглядывают и обкомовские работники, и офицеры из облвоенкомата. Эта новость обрадовала Мещеряка. И это его, который по роду своей деятельности должен был бороться но только с явными врагами, но и с паникерами, болтунами и распространителями всяческих слухов. Чего не случается в жизни!..
— Я его не стал разубеждать, — сказал Ризаев. — Дал понять, что мне тоже кое–что известно, но мне полагается держать язык за зубами.
— Правильно, — кивнул Мещеряк. — Люди охотнее всего делятся сведениями, которые не подлежат оглашению… Многим хочется показать, что они посвящены в дела государственной важности. Этим они набивают себе цену. Но одного болтуна нам мало, очень мало…
— Я послал людей, они не подведут, — сказал Ризаев. — Скоро об этом заговорит весь город.
Гимнастерка плотно облегала его плечи. Ризаев душисто благоухал цветочным одеколоном «Ландыш». Его хромовые сапоги с короткими голенищами блестели. Мещеряк предупредил его, что они поедут на вокзал встречать начальство, и старший лейтенант явился в новеньком обмундировании, не забыв посетить парикмахерскую.
— Машины ждут, — доложил он.
— У нас есть еще время… — Мещеряк посмотрел на часы и надел фуражку.
Ташкентский поезд прибывал в одиннадцать часов с минутами. Получив сообщение о том, что группа офицеров во главе с генералом выехала, Мещеряк принял меры, чтобы устроить им подобающую встречу. Хотя от вокзала до гостиницы было рукой подать, Мещеряк заявил, что начальству негоже ходить пешком, что генералам следует воздавать генеральские почести, и выпросил на несколько часов «эмочку» у облвоенкома. Одна машина — просто «газик», а две машины — почетный эскорт.
На вокзал он поехал с Ризаевым. У Нечаева, который должен был остаться в Чарджоу, дел было невпроворот.
Так случилось, что люди, которым в тот день довелось очутиться на Чарджоуском вокзале, стали случайными свидетелями события, о котором потом рассказывали всем знакомым. Не было разве что почетного караула и духового оркестра. Когда ташкентский поезд торжественно подошел к перрону (даже машинисту, казалось, передалась важность этого момента), его встретила группа военных, включая военного коменданта и начальника станции. Они рассчитали точно и стояли там, где остановился мягкий вагон, из которого вышел молодой генерал–майор.
Генерал был при всех орденах, с голубыми лампасами. Его сопровождали два подполковника, майор и младший лейтенант в летной форме. То был первый генерал, которого видели в Чарджоу.
— Здравия желаю! — отчеканил Мещеряк.
Генерал и подполковники, по всему видать, были «ряженые», Мещеряк определил это с первого взгляда. Однако даже Ризаев к явному удовольствию Мещеряка не заметил этого. Мало ли молодых генералов — да еще в авиации!.. Ризаев, казалось, не дышал. Бедняга пожал руку генерала так бережно, словно тот был хрустальным.
Генерала и подполковников Мещеряк усадил в открытый «газик», приказав Садыкову ехать как можно медленнее, а сам вместе с Ризаевым, майором и младшим лейтенантом забрался в облвоенкомовскую «эмочку». Все складывалось как нельзя лучше.
К счастью, накануне закончились в местном клубе водников гастроли белорусского джаз–оркестра, и в гостинице освободилось несколько номеров. Поэтому не только генерал, но и сопровождавшие его офицеры получили отдельные номера. Перед тем номером, который отвели генералу, выставили часового.
Если бы Мещеряк даже не принял мер к тому, чтобы так пышно обставить прибытие генерала и его свиты, об этом все равно через час–другой узнал бы весь город. Стоило генералу появиться на улице, как за ним увязались пацаны. А есть ли лучшие разносчики новостей, чем босоногие озорники? Однако генерала, очевидно, нисколько не смущала их назойливость. Вечером того же дня он появился даже в городском парке.
А на следующий день каждый, кто заинтересовался бы генералом, мог увидеть его входящим в управление Амударьинского пароходства, в котором он провел больше часа. Затем в сопровождении Мещеряка и начальника ВОСО бассейна генерал и его свита поехали в затон, в котором стоял на котлоочистке буксирный пароход «Максим Горький», и поднялись на его борт. Осмотрев судно, они, судя по всему, остались довольны и простились с капитаном, который заверил, что к десяти часам утра пароход будет готов к отплытию.
— Учтите, это очень ответственный рейс, — напоследок предупредил капитана парохода начальник ВОСО. — Можете считать, что ваша команда получила боевое задание.
Он сказал это так громко, что его слышали и матросы, красившие надстройку шаровой краской, и члены нижней команды, орудовавшие гаечными ключами в гребных колесах, и вскоре об этом рейсе заговорили не только в затоне судоремонтного завода, но и на расположенной на противоположном берегу пристани Фараб. Шутка ли, до фронта тысячи километров, а команда «Максима Горького» получает боевое задание!..