Тени надежд
Шрифт:
К декадарху подсел Филодем с деревянной чуркой в руках и большим ножом. Чурка отдаленно напоминала человеческую фигурку. Андроклид отстраненно наблюдал, как Филодем осторожно вырезает подобие лица. Получалось плохо, нож для такой работы великоват. Конечно, опытный резчик и топором бы управился, но куда до него Филодему, большие мозолистые руки которого не привыкли к тонкой работе.
– Карану отдай, – посоветовал Андроклид, – он лучше сделает.
– Сам хочу, – отмахнулся Филодем.
Декадарх понимающе кивнул.
– Сколько ей уже?
–
Андроклид почувствовал легкий укол зависти. У него не было ни жены, ни детей. Вообще никого из родных. Ему еще и пяти лет не исполнилось, как отца зимой порвали волки. Он смог отбиться, порубил серых топором, да самому изрядно досталось. Раны загноились. Так и сгорел. Через четыре года умерла мать. Тоже зимой. Простудилась, слегла и больше не встала. Осиротевшего мальчишку поднял на ноги старший брат. Как смог. Едва сводя концы с концами, они протянули несколько лет, а потом брат вступил в царское войско. Филипп хорошо платил опоре своего трона, жить стало полегче.
Достигнув семнадцати лет, Андроклид пошел по стопам брата. Филипп много воевал, а Андроклид вышел и умом и силой. Сейчас ему двадцать четыре, а он уже декадарх и мужи в подчинении, не мальчишки. Слушаются. И уважают.
Брат погиб под Херонеей. Андроклид остался совсем один. Дома его ничто не держало, по правде сказать, у него и дома-то давно не было. Он надеялся уйти с Александром, на родине любой камень бередил душу, но царь не взял в поход таксисы Эмафии, Внутренней Македонии. Они, наиболее преданные Аргеадам, остались дома, а за море ушли менее надежные таксисы окраинных областей. Оставлять их за спиной слишком рискованно, что и подтвердилось недавними событиями. Воины Эмафии никогда не подняли бы оружие против своих братьев. Покойный Ламах напрасно выкликал сына под Амфиполем, тот служил в гипаспистах и с отцом на поле боя встретиться не мог.
Декадарх растянулся на земле, заложив руки за голову. Алмазная россыпь, невидимыми гвоздями прибитая к бесконечно далекой небесной сфере, мерцала убаюкивающе. Веки наливались свинцом, Андроклид не пытался сопротивляться.
– Скатку подстели, – не поднимая головы от своей работы, посоветовал Филодем.
– Да встану сейчас, в палатку пойду.
– Смотри, уснешь, спину застудишь.
Андроклид не ответил. К костру кто-то подошел, присел рядом, задев декадарха полой плаща. Знакомый голос спросил:
– Ну, как тут у вас?
Андроклид открыл глаза и привстал на локте: нехорошо лежать в присутствии начальства.
– Как обычно, без происшествий.
Танай, лохаг, начальник над шестнадцатью декадами, поковырял костер обугленной веткой.
– Рука-то как, Андроклид?
– Нормально, как на кошке все зажило.
– Готовы?
– Думаешь, скоро? – спросил Филодем.
– Все к тому.
– Далековато от Врат встали, – заявил Филодем, – могут выйти, а мы не помешаем.
– Да ну кто же в здравом уме выйдет, – выказал уверенность Андроклид, – если полезут – дураки.
– Можно ведь и по козьей тропе в тыл выйти, – сказал Танай.
– Нет, – покачал головой декадарх, – такие вещи только раз проходят. Я думаю, эту тропу пуще глаза берегут. Наверняка там народу толпится не меньше чем в самих Вратах.
– Слыхали, – переменил тему лохаг, – над нами Антипатр Кратера поставил.
– Да ну? – удивился Андроклид, – с чего бы это?
– Всех начальников меняет. Эмафийцам ставит командирами "персов", а "персам" – наших.
"Персами" с легкой руки антипатрова сына Кассандра теперь именовались все македоняне, потоптавшиеся на пороге Азии.
– Зачем? – поднял голову Филодем.
– Для большей устойчивости, судя по всему, – предположил Андроклид, – я не удивлюсь, если он не только командиров, а вообще всех перемешает.
– Нет, я бы на такое не пошел, – протянул лохаг, – вот я всех своих знаю и уверен, что те шестнадцать, что в первом ряду пойдут, коленями не дрогнут, а если чужих в середину поставить – это же слабое звено!
– Быстро мы на "своих" и "чужих" поделились, – буркнул Филодем.
Повисла пауза. Танай посидел еще немного, поднялся, плотно завернувшись в плащ.
– Ладно, пойду я.
– Погоди, Танай, – задержал его Андроклид, – как думаешь, кто там против нас, кроме афинян с этолийцами? Подошли спартанцы?
– Не знаю, эти наособицу всегда. Вряд ли они там договорятся. Меня больше Леосфен беспокоит.
– Леосфен?
– Не слышал? Он союзниками сейчас командует вместо Антигона. Про того что-то ни слуху, ни духу, может и в живых уже нет.
– И что Леосфен?
– Говорят, эллины отплыли из Азии. Антипатр Кассандра отправил удерживать Амфиполь, если они назад по Фракии пойдут. Только я думаю, что они в другом месте высадятся. Если бы через Фракию – уже слышно было бы, а так, как сквозь землю провалились. Наш флот под началом Амфотера в море вышел, ищет.
Танай сделал шаг во тьму, снова остановился и сказал, чуть повернув голову:
– Бой будет, Андроклид, слева от меня встанешь.
– Что так?
– Видел тебя при Амфиполе. Думаю, скоро уже и крайним сможешь быть. Посмотреть хочу, потянет тебя вправо или нет.
Лох Таная, самый устойчивый в таксисе Эмафии, уже не первую кампанию располагался в фаланге крайним правым, а лохаг, соответственно, занимал самую почетную и опасную позицию, в переднем углу, задавая темп движения монолита.
– А Менедема тянет?
Танай задумался, но молчал не слишком долго.
– Тянет. Вроде и лет немало и опыт преогромный. Пальцами одной руки, Андроклид, можно пересчитать тех, кто на правом краю фаланги без щита товарища может угол сохранять. Всяк норовит правее взять, из-под удара выйти. Тех, кто весь строй локтем удерживает, воспитывать надо, Андроклид. Сами они из ничего не возникают и в палестре их не вырастишь, только в бою.