Тени надежд
Шрифт:
Поликсен выхаживал парня, как заботливая наседка. Несколько дней тот метался в бреду, нога покраснела, опухла. Македонянин потерял много крови, и непонятно было, как в нем вообще еще теплится жизнь, но верно, действительно кому-то из богов он оказался нужен. Поликсен не раз видел, как сгорали люди с менее страшными ранами, как от малой царапины чернели руки и ноги и если их вовремя не отнять, человека можно было числить в покойниках.
Андроклид цеплялся за жизнь отчаянно. Странно говорить такое про того, кто лежит бревном половину месяца и глаза с трудом открывает, а рот разинуть – вообще
Это обстоятельство и Андроклида чрезвычайно интересовало, только он о том задуматься не мог, сил не было, спал все время. Но не вечно же в недосказанности существовать? Пора и объясниться.
"Потом скажу".
Ну, раз ладья Харона, судя по всему, откладывается на неопределенный срок, можно считать, что "потом" наступило.
– Почему ты спас меня? Почему, как мать родная, вокруг хлопочешь? Чем я это заслужил?
Поликсен усмехнулся.
– Ничем, паря. Ничем. Не бери ты в голову.
Андроклид нахмурил брови.
– Не могу я понять никак...
– Да что тут понимать. Только голову ломать.
– Скажи дед, а то точно башка расколется.
Поликсен грустно усмехнулся.
– Сын у меня был... – он посмотрел на македонянина, на лице которого отразилась некая, как тот думал, догадка, и оскалился, – на тебя совсем не похож.
Андроклид фыркнул. Поликсен покачал головой и вздохнул.
– А может похож... Был бы... Не дожил он до твоих лет, совсем мальчишкой Танат забрал... И жену, мать с отцом...
– Что же случилось?
– Эпаминонд убил их.
– Эпаминонд-фиванец? – удивился Андроклид, – я слышал о нем лишь славословия, что-де – величайший полководец...
– Не отнять, – кивнул головой Поликсен.
– Как же получилось, что он убивал женщин и детей?
– Как случилось? – старик рассеянно посмотрел на потрескивающую лучину, – случилось вот...
Он был богат. Очень богат и знатен. Самонадеян и глуп. Все они тогда оказались глупцами, лучшие люди Орхомена. "Хватит под ярмом Фив ходить! Станем жить своим умом! Много власти забрали Эпаминонд с Пелопидом! Не станем терпеть!".
Не стали. Не учли, что имеют дело с полководцем, который спартанцев при Левктрах так расколошматил, что у тех веки дергаются до сих пор, когда вспомнят. Спартанцы. А тут какой-то Орхомен. Побунтовать решил против господина. Сразились, как запишут ученые мужи сочувствующие побежденным, неудачно. Побили Фивы Орхомен. И наказали. Что такое, Орхомен? Город-раб. Город разрушили, жителей частью к Харону, частью на рынки. Аристократов казнили прилюдно. Один он уцелел, Поликсен. Для того, чтобы тридцать лет в соломенной хижине сидеть. И чего руки на себя не наложил? Труслив оказался, видать. И чем старше, тем трусливее... Ну-ка, кто это такой храбрый судит?
Сначала жил мечтой о мести, да через два года мстить стало некому. Пали Эпаминонд с Пелопидом. В боях оба, смертью славной.
Андроклид внимательно слушал, не перебивая. Он уже догадывался, что к чему.
– А потом пришел Филипп. И наказал Фивы. Я барана в жертву принес. Да только Филиппа зарезали, как того барана. Я за упокой души его выпил. А Фивы-то опять поднялись, вот ведь, верно говорят, говно не тонет. Но Зевс мои молитвы все же услышал. Пришел Александр и опять наказал Фивы. Вот уж, воистину, за все. Я вылез из своей берлоги, вспомнили меня некоторые, пальцами показали. Я среди судей был. Как один проголосовали – городу этому, не быть!
Поликсен вздохнул.
– Потом, что было, сам знаешь. А вот того не знаешь, что за время вашего стояния у Врат, в Беотии два сражения случилось. Малых, конечно, не чета той бойне, куда тебя угораздило. Так, не сражения даже – стычки. Недобитки повылазили, афиняне за них горой, ну и опять козла отпущения нашли – Орхомен, Платеи, Херонею. Все бывшие фиванские подданства обратно удавкой тянут. Уж от господина руины одни, а все равно...
Андроклид молчал, обдумывая слова старика. Тот внимательно смотрел на него, потом продолжил:
– Я наблюдал за битвой. Как вы одолевали, как вас одолели. Громовержцу трех баранов обещал, обойдется. Подумал, не спасу никого, так хоть командира вашего на костер, его храбрости достойный, возложу. Не смог я сам отомстить, хотя бы так отблагодарю тех, кто за меня отомстил. Да видно, боги от вас, македоняне, тоже отвернулись...
Андроклид закрыл глаза.
Он смог встать с постели, когда среди ветвей уже вовсю пропархивали мокрые пушистые хлопья, мгновенно исчезающие в соприкосновении с, чуть дрожащей, гладью Кафиса. Зима выдалась многоснежной, редкость в этих краях. Дороги и перевалы замело, здоровый не пройдет, а тут костыль при хромой ноге. Да и куда вообще податься? Что в Ойкумене-то происходит? Спас ли Кратер остатки войска? Как подумаешь, чем разгром при Фермопилах мог обернуться...
Когда он уже сносно ходил (с палкой, но все еще не оставляя надежды, что хромота со временем уйдет), вместе с Поликсеном они побывали в Китинии, что в Дориде, ближайшем городе. Там, посидев в таверне, потолкавшись на агоре, последние новости узнали. Нерадостные новости. Не было теперь у Андроклида родины. А что было? Говорят, Кратер ушел в Эпир, к царю, которому все они присягали.
Куда еще идти? Некуда.
Не знал македонянин, как спасителя отблагодарить, карманы пусты, да и не взял бы тот денег. Допытывался Андроклид:
"Какую службу сослужить тебе, дед?"
Тот только отнекивался.
"Какую службу? Иди уж, парень, живи лучше, чем я. Не прячься в нору, до последнего за родину бейся".
Андроклид открыл глаза и потянулся. Отдохнул малость, пора и дальше путь держать.
Не найдя другого способа выразить признательность, он, как смог, помог старику подлатать обветшавшую хижину. Измучившись за зиму ожиданием, он рванулся в дорогу, едва началось таяние снегов. Отговаривал его Поликсен обождать, да без толку. Махнул рукой, благословил. Выбранил дурака, рассыпающегося в благодарностях, за пустословие. Простились.