Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник
Шрифт:
Войдя вслед за монахом, крестьяне-богомольцы оживлённо спорили, и не о тонкостях веры: их занимал вопрос о том, достаточно ли было трёх плевков через плечо, если один из них раздавил по пути саламандру, или надо было ещё устроить ей похороны. Увы, последнее, как недвусмысленно гласила примета, должен сделать самолично убийца, а этот заартачился и твердил, что у него-де с собой ларчик, а в нём – земля с могилы мученика, так что от всяческого сглаза он защищён так надёжно, как если бы с ним ехал сам епископ. Вчерашняя языкастая бабуся, заслышав, о чём говорят, заохала и погнала своего племянничка: найди, мол, какого ни на есть убогого или там побирушку какую – и дай монетку, не то Владыка
Фродвин, облизнувшись на их невзгоды, подкрался и проклекотал, что плевки – это мёртвому припарки, а ежели господа желают проведать истинно действенную методу, так пусть землицу-то могильную развеют над торною дорогой: амулетик сгинет, енто да, но и злую судьбину заберёт с собой. Возвращаясь к столу, Фродвин гадко подхихикивал и с довольным видом наблюдал, как перепуганные бедолаги готовы были чуть ли не разорвать обладателя реликвии, лишь бы добраться до неё. Шаан слабо улыбался, глядя на них, а Виллем бросил, что суеверия гевинтерских селян противны Владыке.
Проглотив скудный, бессодержательный завтрак, путники снова встали на дорогу. Ополченцы, которые не меньше мужичья боялись раздавленных саламандр, устроили перед отъездом взбучку придорожной земле: искололи кинжалами, поколотили дубинами – потом ещё друг с другом скрестили оружие – вроде как, за день Владыка не расщедрится больше, чем на одну драку, а потому возможно, изобразив её, избегнуть настоящей.
Одному из крестьян – совсем ещё молодому, щуплому парнишке – нездоровилось. Родители даже сходили к Фродвину – тот много причитал, смотреть на больного отказался и продал им пучок сушёных трав. Айдана тоже попросили произнести над парнем пару молитв – он согласился, но, пока бормотал положенное, больше думал о том, не заразна ли эта хворь. К счастью, не было ни кашля, ни метаний – только замутнённый, блуждающий без цели взгляд. Недужный не мог идти сам, поэтому его сложили на телегу в надежде, что в Толимаре поставят на ноги.
Стало прохладнее, временами налетал пронзительный, залезающий в малейшие щёлочки, ветер, но зато и небо очистилось, лишь небольшое стадо облаков топталось по нему, как будто следуя на юг этим же самым трактом. Солнце, впрочем, не жаждало расточать свои милости скудному краю и по большей части пряталось то за одной тучкою, то за другою. Фродвин, который, кажется, вместе с пивом проглотил что-то ехидное, не преминул заметить, что именно к таким последствиям и приводят рассветные молитвы без надлежащего инвентаря.
Тракт по широкой дуге огибал нескончаемое болото – жёлто-зелёное, пушистое, словно шубка какого-нибудь зверька, временами оно вспухало тёмными пузырями камней, его разъедали сизые лакуны грязи, прорывали чёрные пятна стоячей воды. Порой мелькали настоящие озёра, обложенные по краям пучками сухого камыша, порой – приправленные валунами островки тверди, на которых гнездилось по нескольку заморенных сосенок или чернопалых берёз. По-своему это был красивый и даже уютный край, и Айдан подумал даже, что будь он каким-нибудь подвижником, непременно обосновался бы посреди здешней лохматой топи.
На время ленивое созерцание заставило его даже забыть про записки Бернхарда. Потом из болтовни пугливого мужичья к нему в голову вползли орки – в его воображении с холмов посыпались клыкастые великаны верхом на волках-переростках – всё как рассказывали повидавшие несколько набегов ланцигские насельники-старожилы – ужасное, но эпическое зрелище, которое можно потом изложить в леденящих кровь строках. Айдан даже подобрал пару звучных оборотов, но, не записав, почти сразу же потерял их.
Трудности начинались, когда приходило время воображать сшибку и его собственную роль в ней. Так-то
Картины были – сказка. Размечтавшись, Айдан задремал в седле, а когда проснулся, обнаружил, что на гребне холма, между караваном и солнцем, застыло трое всадников, чёрных, как мысли душегуба. Но на разбойников они не походили: ни один порядочный бандит не стал бы вот так маячить на виду у добрых путников. Обождав немного, подозрительная троица скатилась к дороге, сразу обретя цвет, заблестев под скупым солнцем и превратившись в рыцарей. Их встретили настороженно: лишних мечей на Пустом Тракте никогда не бывает, но как узнать наверняка, что это не дезертиры?
Один вырвался далеко вперёд – остробородый, с похожими на ещё одну довольную улыбку усами. На груди у него красовался чёрный рассерженный волк: грива топорщилась, когти торчали в разные стороны, из пасти высовывался алый загнутый кверху язык, а белые буркала смотрели яростно и зловеще. Красная ткань сюрко казалась кровавым озером, в котором купается лютый хищник – приметное зрелище, вот и Айдан вспомнил, что в таких нашивках щеголяли рыцари из личной дружины герцога Северной Марки.
Приблизившись к странникам, он звонко поинтересовался, кто тут главный. Навстречу выехал один из ополченцев – начал представляться, да имя его не больно-то интересовало рыцаря, который сделал знак придвинуться ближе и что-то шепнул – ополченцу вести явно не понравились. Случившийся рядом Фродвин всё расслышал и тут же передал инквизитору, что неподалёку видели разбойников, печально известную в здешних местах банду.
– Да какого?.. – рявкнул остробородый, но уже весь караван обсуждал его упущенный секрет. Тогда он великодушно добавил: – Не тряситесь, проедемся с вами.
– Спасибо тебе, благодетель! – подала голос щедрая бабуся. – Век не хворать!
Рыцарь хмыкнул, и троица возглавила караван.
Между тем, хворому парнишке становилось всё хуже: он громко стонал и ворочался на телеге. Даже остробородый осведомился, что там происходит, и, похоже, пожалел о решении примкнуть к странникам. Один из картофельных бородачей тихонько помянул чуму – на него зашикали. Инквизитор о чём-то пошептался с Фродвином, потом достал из сумы кольцо с кровавым крупным камнем, покрутил его на пальце, побледнел, покрутил ещё немного и негромко произнёс:
– Пожалуйста, давайте остановимся.
– Слышь, – бросил один из ополченцев, – потерпи малёк, скоро привал.
– Айдан, пожалуйста, может быть, вас они послушают? – Шаан бросил красноречивый взгляд на больного парнишку.
Пока монах соображал, как ему переубедить охранение, с ними поравнялся остробородый, который внимательно рассмотрел птаху на инквизиторской куртке, потом воззрился на хворого и скомандовал:
– Останавливаемся!
Ополченцы зароптали, но спорить с рыцарем не стали, караван встал.