Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник
Шрифт:
На фоне облаков возникло странное возмущение, серое в серой пучине, оно подросло, округлилось, отрастило тонкие синие крылья, неподвижные, почти прижатые к бокам – и странной блестящей мухой просвистело над караваном. Айдан беспокойно пригнулся, словно летучая штука могла задеть голову. Путники оживились, пальцы потянулись вслед, а кто-то прохрипел с нескрываемой неприязнью:
– Птичка, птичка, полетела на юг. Вот так поднять-то камушек и эту птичку тюк!
Айдан обернулся: там ехал плюгавый мужичок, похожий больше на старую ведьму, с крюковатым носом и острым, выдающимся подбородком. Глаза его глубоко засели под разросшимися бровями, а на щеке торчала крупная и тоже очень волосатая бородавка. За спиной у мужичка были приторочены объёмистые коробки – торговец, и не слишком преуспевающий: серый плащ аккуратно подлатан в нескольких местах, а сапоги до дыр протёрты.
«Ему бы ночью на кладбище мешать в огромном котле злокозненное зелье. И ещё он должен мерзко хихикать при этом!» – подумал Айдан
– Недолюбливаете ааренданнцев? – проговорил задумчивый в чёрном, которого Айдан запомнил ещё с Ланцига. У этого вещей было всего ничего: скатанное в трубку шерстяное одеяло да небольшая заплечная сума. Под чёрным плащом укрывалась коричневая щегольская котта, узкие кожаные перчатки поскрипывали об уздечку, а на голове, немного сдвинутый набок, покоился чёрный берет с пером – наряд не для странствий по глухомани. Его гладко выбритое миловидное лицо тоже не выдавало колоброда. Айдан подумал бы, что это странствующий наследник, решивший разогнать кровь поездкой на север – но взгляд у задумчивого был и впрямь цепкий – будто его попутчики и даже камни возле дороги были загадками, которые нужно расколоть.
– А почто их любить-то? – каркнул в ответ крюконосый.
Оно и верно: ааренданнцев ценили, уважали и боялись, но вообще народ это был более чем противоречивый. Великие чародеи, строители высоких башен и летучих машин, они могли бы, наверное, запросто поработить весь континент от западного океана до бескрайних восточных степей, но предпочли захватить один остров и предлагать всему миру свои сказочные услуги. За деньги, конечно, за очень и очень большие деньги. Впрочем, в некоторых случаях ааренданнцев можно было заинтересовать и чем-то другим. Подкованные в тонкостях политики монахи утверждали, что все пошлины Толимара едва могли бы окупить расходы на охрану ведерского рубежа – в это легко было поверить – и колдуны обосновались там ради лишь наблюдения за некими явлениями тонкого мира, а город присвоили, чтобы герцог не лез со своими законами. Правда, о каких явлениях шла речь, никто не мог сказать точно, и гораздо проще было отстаивать в споре мнение, что под Толимаром золотая жила или колдовские кристаллы – что-нибудь материально ценное.
Но сребролюбие не грех даже – так, пикантная слабость, его охотно прощали и королям, и прелатам; будь ааренданнцы просто жадными, все тоже потерпели бы, но трудно сдержаться, когда золотом твоим завладевает несносный, высокомерный язычник. О, да, Церковь Света привыкла к жестокости, она помнит времена безжалостных гонений, но когда проповеднику смеются в глаза, когда его не пускают даже на кухню – с этим уже никак невозможно смириться! Слова Ивара, одного из товарищей по прошлому монастырю – Айдану понравилось, как он сформулировал. Раньше Ивар пописывал стихи, но потом задолжал опасным людям и вынужден был сменить шляпу с пером на клобук монаха. Впрочем, старый слог всё равно пробивался сквозь сухие формулировки хроники.
Самые горячие проповедники требовали порой, чтобы к ааренданнцам прислали наконец не смиренных миссионеров, а пылких мучеников наподобие страдальцев из Айдановой «Истории Церкви Северной Марки». Но возникала одна сложная богословская проблема: ведь ааренданнцы не были сплошь людьми, среди них попадались твердолобые гномы, закоренелые в язычестве эльфы и даже, как рассказывали, нечестивые неэрн, рогатые отродья Нергеддеона, которые официально признаны пропащими для Света. А самым крепким заслоном на пути распространения Слова Владыки были аристократы пёстрого чародейного народа – существа, прибывшие, как это принято было писать, «из-за окоёма», хотя никто не мог нормально объяснить, что это значит. На севере заокоёмных гостей называли просто «люди» – но сами они злились и поправляли: нет, альвестцы или просто aer, на их языке – «чародеи», потому что у них все как один колдуны. В Ланциге один из братьев рассказывал, что как-то раз видел настоящего альвестца и не понял тогда, в чём разница: человек и человек, подумаешь, глаза какие-то странные, с блестящими крапинками. Брат Мельхиор уверял, что неприметная, ординарная внешность альвестцев – не более чем личина, скрывающая кошмарный облик порождения преисподней, и даже ссылался на свидетельства уважаемых церковников – а ещё один почтенный старец возражал ему, что тело у них самое настоящее, но пальцев по шесть на каждой руке, а под плащом спрятаны кожистые крылья. Да что там – даже епископат не мог дать внятного суждения о внешности альвестцев, поэтому на миниатюрах старались вовсе не рисовать межзвёздных чародеев, а если уж совсем никак, то старательно драпировали одеждой. Так или иначе, эти самые аэры в Ааренданне составляли меньшинство, остальные были местными чародеями. Их отбирали специальные вербовщики: разыскивали самых талантливых волшебников, прельщали посулами власти и могущества, а получив согласие, увозили на острова в Срединном море, где обучали премудростям колдовства. Брат Мельхиор любил повторять, что новых адептов там заставляют плевать на Священное писание, что вместо занятий у них мерзкие оргии и поклонение Нергеддеону – Айдану всегда казалось, что он перегибает палку. Конечно, альвестцы слыли самым нерелигиозным на свете народом и многих своих последователей воспитывали в неверии, но почему обязательно сразу оргии? Попробовав однажды возразить Мельхиору, Айдан нарвался на целую проповедь: ты, заявил старик, сам язычник, раз не понимаешь, что без целительного Света душа обречена впасть во Тьму. Айдан быстро бросил с ним спорить, но остался при своём мнении. Как бы то ни было, подлинных аэров нельзя было встретить на улице, зато их местные прислужники чванились так, что иному королю у них впору поучиться.
Тем временем, ааренданнцы не только Айдану бередили душу. Крюконосый бушевал:
– … и берегут нас от орков, но я же вот кумекаю: как орки – мы к ааренданнцам, как мор – к ним, к родимым, тащим своё золотишко. Эвон же герцог и тот себе хоромину без них не осилил построить. Енто что же, скоро так и носы нам вытирать ааренданнцы будут?
– Вы предпочли бы жить в разорённой орками стране? – промолвил улыбчивый в чёрном.
– Да кабы наши вояки за меч хвататься не гнушались, не сиживали б сиднем за оградою, ожидаючи, пока за них колдуны разберутся, так, мож, и ничаво, продержались бы! – задрал нос и руки скрестил на груди.
Айдан фыркнул. Вот сам бы постоял в чистом поле против орочьего прилива – то-то бы мы на тебя посмотрели.
– Может быть. М-м, не стоит ли нам представиться друг другу?
– А и взаправду, ну их, паршивцев, – хрипло и высоко, совершенно по-ведьмински захихикал крюконосый. – Я ж чего… Меня Фродвином кликают. Вот, приторговываю помаленьку, – он похлопал по одной из коробок. – Снадобья на всяк случай жизни, травоньки сушёные, порошочки да каменья, алхимическая посуда, части тела разной невезучей животины.
И снова этот противный смех. Айдан не мог отделаться о мысли, что у него там точно полные короба петушиных лап, змеиных языков, крылышек летучих мышей и прочих мерзостей.
– Мотаюсь вкругаля по Гевинтеру, и лишь понужатся кому порошочки, травки: от бессонницы, от зубовной хвори – а я уж тута! Ну, и алхимиков наших многоуважаемых снабжаю, а то как же: занятой человек будет сам по лавкам шастать, выискивать? А я к порогу привезу и по хорошей цене! Задержался в Ланциге, но таперича туды, сюды – и на юга, пополнять запасы.
– А церковь это всё разрешает? – вырвалось у Айдана. – Ну, эти, части тел…
– О, так и лепше даже! У меня патент от самой Королевской гильдии магов! – он вытащил из-за пазухи свёрнутой трубкой пергамент и помахал им; красная печать на ленточке болталась под ним из стороны в сторону.
– Я думал, что церковь…
– Мой пресвятой брат, – кажется, весь сарказм мира собрался в этих трёх словах. – Церковь ни шиша, ни зги, ни на пол пальца, – рассказ сопровождался последовательной демонстрацией шиша, зги и половины пальца, – не кумекает в таких делах. Не обижайтесь только. Но тут же понимать надобно. Вот в западных краях, в Империи, инквизиция на таких делах собаку съела, там смекают: кто склянку с ядом гадюки таскает – он знахарь, а кто язык той самой змеи – он еретик-недотёпа.
– Разумно, разумно, – улыбнулся его собеседник.
– Но мы недосказамши. Уповаю, господин тоже наречёт себя?
– Конечно, – не отпуская с лица располагающую улыбку, тот поднёс к груди пальцы и слегка поклонился. – Шаан, инквизитор.
И в самом деле, на куртке у него была нашита серая эмблема – птаха, несущая в когтях факел.
Вот ведь, как говорится, неисповедимы пути Владыкины. В Империи инквизиция сделалась могущественной политической силой, попирая даже авторитет иерархов Церкви, ей довелось низвергнуть нескольких императоров и предать Проклятью памяти великое множество менее влиятельных смертных. Инквизиторы рыщут по городам и весям, безошибочно отыскивая не только опасных вольнодумцев, но и просто недовольных тяжестью императорской власти. В тех же восточных провинциях, которые отпали, сделавшись полноценными королевствами, инквизиция была отделена от церкви и деградировала, особенно с подъёмом роли Королевской гильдии магов, до скромной гражданской службы, занимающейся поиском пропавших людей, расследованием незначительных преступлений и в целом помогающей всем, кто не может себе позволить обратиться к чародеям. Впрочем, что-то похожее произошло и с Церковью. На западе священники и боевые монахи творили подлинные чудеса именем Владыкиным: низвергали молнии на головы врагов, исцеляли болезни, развеивали ненастье, даже, как шёпотом болтали в Ланциге, воскрешали самых безупречных паладинов, павших в бою с врагами Света, в виде загадочных и могущественных ангелов – а в здешних краях и мечтать о подобном считалось грехом: клирику следовало, быть смиренным и лишь молитвами приближать исполнение людских желаний. Только некоторые прелаты, в основном северные, происходившие из древних и воинственных фамилий, ещё выезжали на поле боя, вооружившись булавой – дабы формально не нарушать запрет пролития крови – но это ведь не то же самое, что метать во врагов молнии, да и смотрели на таких чем дальше – тем с большим осуждением. Айдан много раз представлял, каково быть монахом на западе: в нём самом ни на гран магических способностей, но можно же быть полковым лекарем у каких-нибудь ниспровергателей ереси, в бою держась поодаль и поливая недругов огнём из волшебной палочки – ох, вот была бы жизнь, не то что на востоке!