Тени Огнедола. Том 4
Шрифт:
Возможно, его злило, что будучи преданным человеком, которому доверился, он в итоге понял, почему тот так сделал. И, что хуже всего, обвиняя людей во лжи, сейчас сам поступал таким же образом.
Раньше все было проще — раньше, когда Светоч указывал ему путь, направлял его, нашептывал на ухо. Но сейчас… сейчас Нефре приходилось принимать решения самостоятельно. И от мысли, что в какой-то момент он может совершить — если уже не совершил — непоправимое, его злость разгоралась пуще прежнего.
— Вы, люди, всегда добиваетесь всего ложью. Улыбаетесь в лицо, а затем бьете
Слова вырвались и заталкивать их обратно было поздно.
Нерин поджала нижнюю губу, а в ее глазах появился пугающий блеск. Его оказалось более, чем достаточно, чтобы Нефра отрезвел и осознал, как гадко поступил. Ведь он не просто обвинял каких-то абстрактных людей во лжи и предательстве. Слова, брошенные в лицо Нерин, прозвучали так, будто все произошедшее было ее виной.
— Нерин, прости, я не…, — он и сам не заметил, как перешел на язык друидов. Но Нерин знала его не хуже, чем Нефра — язык Огнедола.
Она не успела ничего сказать, когда он подлетел к ней, упал на колени и склонил голову касаясь ее ног — так, как было принято делать у друидов, когда они хотели выразить высшую степень раскаяния.
— Нефра, не нужно, хватит, вставай скорее.
Этот жест был хорошо известен Нерин, но по-прежнему вызывал у нее такое же смущение, как и в первый раз.
Она взяла Нефру за плечи, попыталась поднять, но шуточное ли дело хрупкой человеческой девушке сдвинуть с места друида?
Однако Нерин уже давно наловчилась разрешать подобные ситуации. Отступив на шаг, она опустилась на пол, взяла лицо друида в руки и прильнула к нему поцелуем.
На этом всякие разногласия можно было считать разрешенными.
* * *
Нефру не переставала восхищать человеческая кожа. У друидов она была идеально гладкой, плотной, забывчивой, тогда как человеческая походила на холст. На нем можно было оставить следы своих прикосновений, и он трепетно хранил их — пару минут, час или даже несколько дней — в зависимости от приложенной силы. Этот факт кружил Нефре голову и по сей день: приходилось следить за собой, чтобы не навредить Нерин.
Глядя на розоватые овалы у ее ключицы, что остались даже спустя, пусть и короткую, но все же ночь сна, Нефра думал о том, что в этот раз был недостаточно бережен. А еще, что должен проследить, чтобы Нерин повязала на шею платок, один из тех, которые он ей подарил.
Нефра упрямо выбирал ткани зеленых тонов, и сейчас в шкафу Нерин всеразличных оттенков зелени было больше, чем в лесу. Она могла бы дарить платки каждой барышне, поступающей на лечение в Срединный госпиталь, и их все равно было бы не счесть. Но Нерин никому не давала свои платки и с завидным постоянством выгуливала их — каждый по очереди, даже когда Нефра и сам перестал их различать.
— Спасибо, — сонно проворковала она, когда друид поставил перед ней тарелку с омлетом и чашку чая.
В те дни, когда Нерин работала в госпитале, она вставала до рассвета, чтобы проверить, все ли в порядке в Центре, и приехать в Срединный еще до первых посетителей. Нефра твердил ей, что сердцевине Светоча не требуется ежедневный присмотр, но девушку было не переубедить.
И каждое утро, рассматривая Нерин, еще толком не проснувшуюся, взлохмаченную, с осовелым взглядом, он едва перебарывал желание сгребсти ее и уволочь обратно в кровать. Или заняться любовью прямо на кухонном столе.
Сколько бы он ни смотрел, сколько бы ни вдыхал пряный человеческий запах, сколько бы ни прикасался, ему было мало. Все потому, что он любил Нерин, любил по-настоящему. Пускай среди друидов такого понятия не существовало.
Представители его вида физически могли испытывать такой же спектр чувств и эмоций, что и люди. Но у них не было в этом необходимости. Светоч связывал их воедино, не оставлял места для трепета перед неизвестностью, не допускал острых, способных привести к саморазрушению чувств. Не было места и для чрезмерной, избирательной привязанности. Разум друида должен был безотчетно повиноваться Светочу, и тот не стерпел бы, если бы другой голос стал важнее, чем его.
«Все принадлежат всем», — так говорил верховный. Так нашептывал Светоч. И друиды следовали их воле, брали тех, кого хотели и когда хотели. Брал и Нефра: не зная чувства ревности или страха перед отказом. Глупо бояться того, что попросту не может произойти.
Конечно, друиды испытывали сильные эмоции, знали, что такое страсть. Она охватывала их полно, безудержно, порой не выпуская из объятий друг друга целыми днями. А затем сходила, как талая вода, просачивалась сквозь землю, испарялась, и не оставалось ничего, кроме привязанности — утомленной и немного громоздкой, такой, что хотелось бросить где-нибудь в тени дерева, лишь бы только не тащить с собой. Бросить, как бросают родственников с их приевшимися лицами. Но куда бы друиды ни бежали, они всегда оказывались в том же доме все с той же семьей.
Таким был естественный порядок вещей, и Нефра, хоть и отличался излишней вспыльчивостью и эмоциональностью, не считал такой уклад неверным. Как он мог быть неверным? Мироустройство произрастало из их крови, произрастало из Светоча.
Но однажды Светоч замолчал, а Нефра встретил Нерин. Когда ее брат буквально вонзил ему нож в спину, он не думал, что его жизнь продолжится, и уж тем более не предполагал, что останется последним друидом в этом мире, а подле него снова будет человек. Нефра не был готов к тому, что его и без того перевернутую жизнь вывернут наизнанку, разорвут в клочья, а затем сошьют наново.
Нерин не делала ничего такого, но одного ее присутствия и манеры держаться оказалось достаточно, чтобы Нефра ухнул в пропасть, заполненную чувствами и эмоциями, о существовании которых и не подозревал. Чем дальше, тем больше эта бездна затягивала его. Она манила, не позволяла обернуться или помыслить о том, чтобы возвратится в место, из которого его изгнали и которое сравняли с землей. Если бы сейчас перед ним возник верховный друид Лона, Берест Осиянный, если бы его племя восстало из мертвых, если бы его кровная семья протянула ему руку и позвала с собой, Нефра схватил бы Нерин и бежал так далеко и так долго, как только смог бы.