Тени Пост-Петербурга
Шрифт:
– Фарид, ты как?
– Нормальна, командир. Заживет. Комбез жалко! Попортил, шайтан! Зашить нада.
– Подлатаем твою снарягу. И тебя подлатаем, не боись. До свадьбы заживет! – Кондор попытался расшевелить приунывшую команду. – У тебя есть кто на примете?
Таджик смутился. Загремел кружками. Улыбнулся своим мыслям.
– Есть… Решил, с поход вернемся, жениться буду.
– Если вернемся… – Ксива принял протянутую кружку чая, отхлебнул, обжигаясь. – Пока что-то не очень верится.
– Не каркай, – встрепенулся Кондор. – Сюда дошли, значит,
– Свет Ковчега не каждый узреть сможет, и лишь избранным откроется путь к земле обетованной.
Глеб оживился, услышав волнующие слова, но сектант затих, оборвав свою речь. Необычная обстановка, видно, действовала и на него.
– Ната, иди сюда, чаевничать будем. – Кондор застыл с протянутой кружкой.
– Не трогай ее, командир. Пускай поспит. Оклематься ей надо.
Кондор сунул кружку Ишкарию. Тот сидел, обхватив колени, и зябко поводил плечами. От чая отказался, отрицательно замотал головой.
– Пей, блаженный. Прогреться тебе надо. И сил набраться. Тоже, поди, намаялся за нами бегать. Пей, говорю. Считай, приказ это.
Сектант нехотя отхлебнул горячего варева. В сгустившемся сумраке снова повисла ватная тишина. Разговор не клеился. Лишь со стороны Наты изредка доносились тихие всхлипы. Похоже, девушка плакала во сне.
– Плохое место. Гиблое. Стремно здесь, – наконец подал голос Ксива. Поразмышляв, достал из-за пазухи плоскую флягу. – Ну ничего. Водка и радиацию вымывает, и настроение поднимает.
– Отставить, – рявкнул Кондор. – Убери с глаз. А вообще, нет. Отдай-ка ее лучше… Зверенышу. Целее будет.
Ксива поморщился, но подчинился приказу, протянув флягу мальчику. Расстроенно сплюнул, кутаясь в полы ветровки.
– Дежурства бы организовать…
– Смысла нет. И так услышим, если кто в туннель сунется. Ты мне лучше скажи, – Кондор оглянулся на девушку и подался в сторону Ксивы, переходя на шепот, – за каким чертом ты гранату кидал?!
– Дык, они ж его сожрали! Зло меня разобрало! Думал, хоть поквитаюсь напоследок…
– Думал… – прервал командир. – Ни черта ты не думал! А если его взрывом накрыло?
Ксива ошарашенно притих. Обвинение застало его врасплох.
– Думаешь, я его мог…
– Мог, не мог… Сначала голову включать надо, а потом – рефлексы! Запомни, Ксива, еще одна подобная выходка, и пойдешь на все четыре стороны! Мне нужна команда, а не психопаты с пушками!
Глеб отрешенно следил за перепалкой сталкеров. Мысли в голове ворочались как-то тяжело и неспешно. Видимо, сказывалось нервное напряжение минувшего дня. Неловко повернувшись, он задел ногой кружку с чаем. Исходящая паром жидкость расплескалась по полу. Ксива лишь глянул мельком, успокаивающе махнув рукой. Мальчик выдохнул с облегчением.
– Испытания ниспосланы нам свыше, – снова завел шарманку брат Ишкарий. – Через лишения и беды лишь сильные обретут избавление, а слабые и заблудшие погрязнут в грехах и смертоубийстве…
– Ты о чем это, сектант? – Ксива встрепенулся, с вызовом уставившись на Ишкария. –
– Слабый духом слаб разумом. И деяния его, как ничто другое, влияют на судьбы ближних. – Сектант продолжал вещать, не обращая внимания на нападки бойца. – Рубикон перейдут достойные, а прочих ждут скверна и тлен… Тлен и забвение.
На этот раз никто даже не пытался утихомирить безумного служителя «Исхода». Сил не было. Под его монотонный, завораживающий голос Глеб закис окончательно. Веки отяжелели, слипаясь. Горелка погасла, но никто даже не пошевелился. Каморка погрузилась во мрак. Сектант прекратил бубнить, тяжело вздохнув. Из-за двери доносилось тихое завывание туннельного сквозняка. На мгновение мальчику показалось, что в шелесте листвы, влекомой ветром по асфальту, рождаются слова, фразы. Еле различимый, на грани восприятия, «шепот» давил на психику и не давал мыслить трезво.
– Это я во всем виноват… – услышал он как бы издалека голос Ксивы. – Я один. Я ж так Бельгийцу завидовал… Все винтарь его нахваливал, говорил, выброси «калаш» с такой-то машинкой на руках! А он и послушался. Выбросил.
– Не придумывай, – встрял Кондор. – Это его решение. И от осечек никто не застрахован.
– Нет, нет… – Слова командира Ксиву не убедили. – И Окунь из-за меня сгинул. Я ж его все подначивал. Гол как сокол, говорю, а туда же – семью заводить. А он смеялся все, а внутри, видать, отложилось. Вот и поперся за наживой… Прав Ишкарий. Слова силу имеют.
– Чушь… – еле слышно бросил Кондор, зевая, и повернулся на другой бок. На большее его уже не хватило. Сталкер отключился.
Глеб замер, стараясь ничем не привлечь внимания Ксивы. Не то чтобы он боялся импульсивного бойца, просто не хотелось остаться для него единственным собеседником. Ксива сопел где-то там, у противоположной стены, потом вдруг дыхание его сбилось, подошвы ботинок шаркнули об пол.
– Эй? Кто… там? Зачем… Я не знал! Не хотел!
Мальчик вслушался сквозь дрему. Ксива горячечно шептался с кем-то, все прогонял кого-то. Бедняга, похоже, совсем умом тронулся…
У Глеба не было сил вникнуть, он и сам уже еле соображал. Уловив ровное дыхание сталкеров, он тоже сдался волне, накрывшей всех после тяжелого дня. Мальчик задышал медленнее и глубже. Грань между сном и бодрствованием плавно приближалась, истаивая туманной дымкой, обволакивая сознание и вытесняя боль из натруженных мышц. Тело постепенно стало легким и невесомым, и он вдруг понял, что сон уже наступил. Удивившись тому, что сознание его при этом оставалось кристально ясным, Глеб прислушался к новому ощущению. Потом попробовал шевельнуть одной рукой, другой. Осторожно поднявшись на ноги, не почувствовал привычной тяжести и посмотрел вниз. Ног не было. Как не было и всего тела. Он парил посреди помещения, осознавая, что не может видеть в абсолютном мраке, и тем не менее отчетливо различал фигуры спящих сталкеров. Мальчик осмотрелся, остановив взгляд на двери, из-под которой била тонкая полоска света.