Тени сна
Шрифт:
– Ну, скажем, для начала...
– Мяса нет, - сурово предупредила горничная.
– Сегодня у нас вегетарианский день.
– Послушайте, в этом заведении у всей прислуги такая скверная привычка - перебивать постояльцев?
Девушка демонстративно возвела глаза к потолку.
– Я так понял, - хмыкнул Гюнтер, - что меня здесь будут кормить тем, что есть. Итак, что у нас на ужин?
– Бушедорский салат и жареный картофель в сметане с петрушкой, - скороговоркой отрапортовала она.
– Негусто, - вздохнул Гюнтер.
– А на десерт мне, пожалуйста, рюмку ликёра и... вас.
Она
– Между прочим, - заявила она оттуда, - опытные тридцатисемилетние мужчины поступают не так!
И, независимо вихляя бедрами, поплыла к лестнице.
Гюнтер скорчил гримасу, громко сказал вслед: - Брысь!
– но это не произвело никакого впечатления. Пожав плечами, он закрыл дверь и принялся переодеваться.
Вместо махрового халата в стенном шкафу висел синтетический, неприятно царапающий кожу. То ли зелёный, в крупную диагональную красную клетку, то ли красный, зелёными ромбами. Шлёпанцы у кровати явно кроились на сказочных джиннов - с загнутыми носками и без задников. Гюнтер переоделся, посмотрел в зеркало и нашёл, что ему, пожалуй, не хватает лишь чалмы с кривым полумесяцем и огромного тяжеловесного кольца в нос - как у арабских ифритов.
Душевая встретила его сиянием необычно сухих стен и пола. Воздух был такой же, как и в коридоре, - здесь давно никто не купался. Гюнтер провёл пальцем по кафелю. Даже не холодный. Не слишком ли безлюдно в корчме? Он повесил полотенце и осторожно, чтобы не забрызгаться, включил душ. Вода с клёкотом понеслась по трубе, и Гюнтер едва успел отскочить, как она, чихнув, с шумом, паром и ржавчиной выплеснулась на пол. Тогда он прислонился к стене и стал ждать.
Минут через десять в душевую вошёл охотник в пурпурном халате чёрными драконами. В руках он сжимал трость, и Гюнтер с сарказмом подумал, что под широкими складками халата вполне мог скрываться и "зинзон". Интересно, на каком плече - на левом, или на правом?
Мельком глянув на Гюнтера, охотник аккуратно прикрыл дверь и пробормотал:
– Проклятая гостиница - кабинки сделать не догадались...
– Вы ошибаетесь. Это не гостиница, а постоялый двор, - поддержал Гюнтер.
Охотник повернулся и посмотрел на него. Немного дольше, чем следовало.
– Вы нездешний?
– спросил он.
– Из Брюкленда.
– Приехали поохотиться?
– Охотник безнадёжно махнул рукой.
– Зря. Только убьёте время. Болота тут гнилые, дичь на них не живёт.
– Спасибо за информацию. То же самое мне говорил приятель он был здесь неделю назад. Но я не охотиться.
Охотник брезгливо поморщился.
– Неделю назад?
– переспросил он.
– Вы имеете ввиду поросшего шерстью и страшно потеющего толстяка? Так вот, о здешних болотах он не имеет ни малейшего представления, хотя постоянно и таскал с собой допотопный дробовик. По-моему, он приезжал сюда не охотиться, а пить со всеми на брудершафт и рассказывать пошленькие истории о молоденьких продавщицах в своей бакалейной лавке где-то под Брюклендом.
Гюнтер улыбнулся. Портрет Монтегю был исчерпывающ.
– Да, вы угадали. Это был Эвар Монтегю -
Охотник замер, сжав в руках палку.
– Подойдите ближе, сказал он, глядя почему-то на пол.
– Ещё. Вот так. Вы согласны?
– Я приехал.
Охотник ждал.
– Вам нужна расписка?
– Никаких бумажек, - резко сказал охотник.
– Я верю Монтегю.
– Очень приятно. Я так и передам это поросшему шерстью и страшно потеющему толстяку, когда он захочет выпить со мной на брудершафт. Но мне - мне, понимаете?
– этого мало. Я хочу знать, что из себя представляет ваше дело. А там - посмотрим.
Охотника перекосило. Надменность ещё больше проступила на его лице; и без того колючие глаза превратились в жгучие буравчики.
– Хорошо, - процедил он.
– По словам Монтегю, вы человек порядочный... Вам предстоит найти трёх грудных детей, похищенных из родильного покоя.
– Киднеппинг?
– Нет!
– повысил голос охотник.
– Выкупа никто не требует!
– Тогда причём здесь частный сыск?
– пожал плечами Гюнтер.
– Это дело полиции...
– Полиция этим занимается, - поморщился охотник.
– Но толку... Прошло три месяца, и я уверен, что и через три года они будут на том же месте.
– Откуда такой пессимизм?
– Сами поймёте, когда проживёте в городе хотя бы неделю. Страх. Местная полиция боится. Здесь нужен посторонний человек.
Гюнтер снова пожал плечами.
– Они могут пригласить сотрудника из другого округа.
– Возможно, - согласился охотник.
– Но я хочу провести собственное расследование.
– Вы имеете какое-то отношение к детям?
В глазах охотника что-то дрогнуло.
– Да. Один из них - мой незаконнорождённый сын.
Гюнтер сочувственно склонил голову.
– А почему же всё-таки полиция боится этого дела?
– спросил он.
Охотник вдруг резко выпрямился, побледнел и, судорожно вцепившись в трость, завертел головой. С минуту он прислушивался, по-птичьи моргая, затем переспросил:
– Что?
Гюнтер тоже прислушался, но шум душа забивал все звуки.
– Чего, или кого именно боятся полицейские?
– Я уже говорил вам, - раздражённо бросил охотник, - поживёте в городе, узнаете.
– Щека его дёрнулась.
– Кстати, категорически запрещаю вам вести какие-либо записи. Если хоть один человек узнает, с какой целью вы находитесь в Таунде, я не дам за вашу жизнь и пфеннига. Никакой психологической игры в детектива и преступника не будет. Вас просто сразу же уберут, даже не предупредив...
– Может, мы всё-таки перейдём к делу?
– оборвал Гюнтер.
Охотник одарил его долгим взглядом.
– Всё, чем я располагаю, - наконец проговорил он, - находится у меня в номере в портфеле. Дверь я оставлю открытой, портфель будет стоять на стуле. Вы его откроете, тут же, не отходя от стула, ознакомитесь с документами, положите на место и уйдёте. Повторяю, никаких записей...
Сквозь шум льющейся воды из-за двери донеслось неясное царапанье. На миг охотник застыл с открытым ртом, но тут же, сорвав с трости набалдашник, резко повернулся к двери. Гюнтер мгновенно сориентировался и бросился вперёд.