Тени сумерек
Шрифт:
Карантир выпрямился так, что сразу сделалось ясно, кто именно требовал прогнать Гили взашей, не выслушав.
— Но за тебя поручился Хардинг, и ради моего верного вассала я тебя выслушаю. Чем быстрее ты все изложишь, тем лучше для тебя. И советую говорить только правду. Мы сможем узнать, когда ты лжешь.
— Я быстро, лорд Маэдрос. — кивнул Гили. — Тут не о чем долго говорить. Мой господин сделал то, что сделал не ради Сильмарилла, как об этом болтают орки, а ради жизни государя Финрода. Саурон держит короля в заложниках, угрожая
Среди советников пронеся легкий шепот.
— Ты поверил ему? — спросил Маэдрос у Хардинга.
— Да, мой лорд. Государь Финрод пропал без вести, и ниоткуда не пришло вестей о его пленении, казни или переправке в Ангбанд. Потому я решил, что насчет заложника — правда.
— Как странно… Прежде Моргот торопился сообщить, что в руках у него важный заложник, — Маэдрос прикрыл глаза. — Отчего же сейчас не идет ни единого слуха об этом?
— Саурон не желает возмущать нас прежде, чем осуществит свои планы, — предположил Амрод.
— Возможно, — голос Карантира был звонок как медь. — Но что это меняет? По доброй воле Берен служит или по принуждению, неважно. Он изменник. Если Саурон заставил его, угрожая Финроду — а я в это пока не поверил — то это всего лишь слабость смертного. Мы не играем в игры с заложниками, жаль, твоему лорду это неизвестно. Каждый эльф знает, что ни на одно предложение Саурона и Моргота нельзя соглашаться, ни на каких условиях.
Гили вспомнил свой сон в горах и прикусил губу. Государь Финрод, такой мудрый, красивый и светлый…
— Наверное, вы правы, лорд Карантир, — тихо сказал он. — Но, как я знаю своего лорда — для него государь был вроде… отца или брата. Нам, людям, другой раз проще поступиться честью, чем знать, что мучается брат. Зовите это слабостью, если хотите.
Кровь прихлынула к лицу Карантира, растекаясь от высоких скул до самых корней волос и кончика носа. Казалось, он готов вскочить с места, но Маглор сказал несколько слов на языке Амана — и Карантир остался неподвижен, хотя лицо его пламенело от гнева.
— Чем бы ни оправдывал ты своего лорда, — сказал Маэдрос. — и как бы ни назвал его поступок, Союз действительно предан. Саурону известны наши намерения, значит, он хозяин положения.
— То-то и оно, что неизвестны, лорд Маэдрос, — покачал головой Гили. — Он ничего не узнал.
— Мне трудно поверить в это, — эльф сжал пальцами подлокотник. — Саурон не предоставил бы Берену даже относительной свободы, не вывернув того наизнанку. А я знаю, как он умеет допрашивать.
— Но ты-то сумел молчать, — как бы невзначай бросил Маглор.
— Я эльф.
— А он человек. Он из того народа, о котором мы никогда не узнаем всего.
— Роуэн, — Маэдрос обратился к беорингу. — Почему ты поверил?
Роуэн тихо кашлянул.
— На то есть четыре причины, лорд Маэдрос. Первая — я знаю Берена. Он хитер как снежный пардус. Но если он кого-то любит, то ради него согласится дать содрать с себя шкуру. Если кого-то можно нагнуть, угрожая другу или брату — то его. Но если кто-то и способен перехитрить Саурона — то опять же он.
Последние слова вызвали у Маэдроса усмешку, но он кивнул: продолжай.
— Вторая причина — то, что все тут на живую нитку нанизано. Они пришли ко мне в дом вчера, оба оборванные и замерзшие дальше некуда, десять раз могли сгинуть, выходя к Аглону зимой… И что они рассказали: что сами сбежали от Драконов и перебрались через Нахар, что рыжий в одиночку дошел до Каргонда и песней снял с Берена заклятие беспамятства, что это заклятие загодя наложил государь Финрод… Да кто поверит в такие россказни? Нет, если бы тут была рука Саурона — он такую бы выдумал байку, что комар носа не подточит. А такая чушь не может не быть правдой. Третья причина — с ними был еще один человек, которого я знаю, Рандир Фин-Рован. Будучи под заклятием, Берен убил его отца, Раутана Мар-Рована. Если бы Фин-Рован был в сговоре — зачем стали бы убивать старого Раутана? А если он не в сговоре — то как Берен мог рассчитывать на его верность после такого? Только если он соблюл верность государю Финроду сам. И четвертая причина, лорд Маэдрос, такая. Если не поверить ему — то останется только сесть и ждать смерти. А уж за ней не придется долго скучать.
Медноволосый эльф кивнул, сделал знак железной рукой — и Роуэн по этому знаку отошел в сторону. Гили остался один в полукруге феанорингов и их советников, и вопросы посыпались на него, как удары палки тогда, в Барад-Эйтель. Вскоре он не мог сообразить, кто о чем спрашивает.
— Что за заклятие беспамятства?
— Я не знаю. У князя было мало времени, чтобы все мне объяснить.
— Как оно действует?
— Не знаю.
— Как его снять?
— Песней. Ярн назвал мне свою песню.
— Когда?
— Осенью, как уходил.
— Он знал, что попадет в плен?
— Нет, но боялся этого.
— Кто сложил заклятие?
— Наверное, Государь.
— То есть, доподлинно ты не знаешь?
— Нет.
— Почему же ты взялся за это дело?
— Я верю своему лорду.
— Как ты попал в Дортонион?
— Через Нахар.
— Ты знал дорогу?
— Нет, но знал Аван.
— Кто такой Аван?
— Охотник из дома Дреганов.
— Ты условился с ним заранее?
— Ярн условился с нами тремя.
— Кто третий?
— Рандир Фин-Рован.
— Тот, чьего отца убил Берен?
— Да.
— Где он?
— В Дортонионе.
— Зачем?
— Ярну надобен человек, который пойдет к верным людям и скажет, что они должны делать.
— И этот человек — сын того, кого ярн убил?
— Он сказал, у него не было иного выхода. Разве что взять Рована живым.
— И тот принял такое оправдание?
— Да, — Гили сглотнул: ему легче был через горы пройти, чем сказать это Рандиру.