Тени сумерек
Шрифт:
— Но подтвердить твои слова он не может?
— Нет.
— Какое несчастье. Где содержат Берена?
— В его замке.
— Без стражи?
— При нем женщина, с которой ему запрещено разлучаться дольше, чем на полчаса. Она… — Гили снова сглотнул. — Она страшная. Ведьма.
— Как ты попал к нему?
— Я притворился менестрелем, поющим за плату. Меня впустили в замок по обычаю Долгой Ночи.
— Когда это было?
— Я ж говорю — в Долгую Ночь!
— Солнцестояние, — подсказал, кажется, Маглор.
— С тех пор прошло три недели. Как ты попал сюда?
— Через долину Вийюл и перевал Дэрраван вышел к Аглону.
— Ты знал дорогу?
— Аван знал…
— Что еще
— Много чего. Какое войско и где стоит… Это рассказ надолго.
— Тогда потом. Откуда ты знаешь, что он сказал тебе правду о заклятии?
— Я видел его… Что с ним случилось, когда я пропел…
— Ты не слыхал о нем как о ловком притворщике… Хитром как снежный пардус?
— Слыхал…
— Но поверил?
Гили вспомнил задыхающийся шепот, раздавленное рыдание: «Молчи, дуралей!»
— Я верю своему лорду, — твердо сказал он.
— Ты был уверен, что заклятие поможет?
— Нет.
— Ты ведь мог попасть в руки врагов.
— Я не знаю ничего такого, чего не рассказал бы сам лорд Берен, раз уж его заставили говорить…
…В конце концов у Гили закружилась голова, он потерял счет повторявшимся вопросам и тому, сколько раз он ответил, что верит своему князю. Он знал, какой это слабый довод и чувствовал все меньше уверенности: а вдруг Берен и в самом деле оказался не таким, каким был с виду? А вдруг то, что он показал Гили — ловкий обман; ведь пятнадцатилетнего оруженосца легче надурить, чем темного лорда. Руско уже не знал, чем питать свою слабую, полумертвую веру — когда эльфы умолкли и Маэдрос велел ему рассказывать о Сауроновых войсках.
Гили вытряхнул из котомки то, что у него было с собой для памяти: корки хлеба, ссохшиеся головки чеснока, горох и чечевицу, рыбьи головы, подметочно-твердые ошметки солонины… На резном столике со знаками для мудреной игры содержимое нищенской сумы выглядело ничуть не уместней блевотины.
Гили быстро накрыл все горстью, не давая гороху раскатиться и потеряться в соломе. Потом осторожно разобрал все и начал рассказывать. Доска помогала. Пусть нижняя часть — будут владения Креганов, предгорья Эред Горгор и Друн. Тогда сюда — восемнадцать зеленых горошин; восемнадцать длинных сотен копьеносцев, и девять чечевичых зерен, девять длинных сотен стрелков; и две хлебные корки — две Волчьи Сотни; и семь черных бобов — семь сотен северян, и десяток шматочков солонины — десять сотен орков… Западное поле пусть будет предгорьями Криссаэгрим и Моркильским лесом. Тогда здесь — восемь чесночинок, восемь осадных орудий, и двадцать четыре соломинки, двадцать четыре полевых. И при них — шесть зеленых горошинок и шесть чечевичных зерен, назначенных их защищать, и две корки хлеба, чтобы их стеречь, а сколько в обслуге — Берен не знал.
Пусть серединное поле будет замок Каргонд и окрестности. Тогда здесь у нас пять бусинок — ведь могут у бродячего менестреля в суме заваляться бусины? — пять длинных сотен Рыцарей Аст-Ахэ. Одна белая, все прочие — красные. Одна сейчас там, четыре прибудут в канун весны.
А еще — три хлебные корки.
А еще — восемь кусочков солонины.
А еще — десяток бобов.
Пусть северное поле будет — Эмин-на-Тон. Тогда там разместятся двадцать три зеленые горошины и десять зерен чечевицы, и девять черных бобовинок, и шесть хлебных корок, и семь кусков солонины.
— Это далеко не все, если вспомнить, что он говорил летом, — заметил Маэдрос.
— Он сказал, что не может точно счесть орков. А еще он сказал, что только на севере войско сочтено и набрано полностью. К весне они закончат дело на юге — и тогда армия людей будет насчитывать две тысячи длинных сотен — а все остальные будут орки.
Маэдрос встал со своего кресла и подошел к столику. Железные пальцы легли на плечо Гили.
— Чем ты подтвердишь, что сказал правду?
Гили вздрогнул от того, каким голосом это было сказано и от того, какой взгляд Маэдрос вонзил в его душу.
— Мне нечем подтвердить мои слова, господин, — тихо сказал он. — Кроме моего честного слова. Если ты сомневаешься в нем, вели пытать меня — я и тогда расскажу то же самое. Ничего другого я тебе предложить не могу.
Огневолосый эльф отпрянул, словно услышал смертельное оскорбление, но овладел собой и усмехнулся:
— Я подумаю над этим. Ты сам уберешь свой мусор или кликнуть слуг?
Гили, покраснев, смел все обратно в котомку. Он жалел о словах, которые сорвались у него с языка в последний миг. По лицам окружающих эльфов было видно, что Маэдрос обратил его предложение в шутку. А может, и нет? Кто их знает, этих нолдор из народа Феанора… Во всяком случае, если бы государь Финрод усомнился в словах Гили, тому и в голову бы не пришло ляпнуть этакое.
— Приготовьте ему комнату для ночлега и поставьте стражу, — распорядился Маэдрос. — Он останется здесь, пока я не приму решения. Лорд Роуэн, доставьте сюда и второго — этого Авана.
Хардинг проводил Гили до комнатушки, которую назначили ему для ночлега, и разделил с ним простой, но сытный ужин.
— А здорово ты уел лорда Карантира, — с одобрением заметил он по ходу разговора. — Я думал, он лопнет от ярости.
— А что я такого сказал? — удивился Гили.
Лорд Хардинг поперхнулся.
— Эла! Так ты что — не знаешь даже, какую шпилю вогнал ему в седалище? Рыжий, да ты совсем телок. Где Берен тебя нашел?
— В купеческом обозе…
— И купцы тебе, стало быть, не рассказывали, как лорд Маэдрос потерял руку?
— Я сначала думал — в бою… Оказывается, в плену, да?
Хардинг кивнул.
— Когда эльфы только прибыли из-за моря, — сказал он. — И Феанор велел сжечь корабли, после этого нолдор становились на берегах озера Митрим, и на них напали орки. Эльфы быстро обратили их в бегство и пустились в погоню. Феанор оторвался далеко, был окружен и жестоко изранен. Сыновья вынесли его с поля боя, но он погиб от ран. Моргот, видя, что дело плохо, решил потянуть время и предложил братьям переговоры. На переговоры поехал старший, лорд Маэдрос, и был захвачен в плен. Держа его в заложниках, Моргот потребовал, чтобы братья убирались из Белерианда. Нолдор, надо тебе сказать, уже не были к тому времени девственниками по части всяких подлостей. Те корабли, что они сожгли в Лосгаре — это ведь были корабли, отобранные у сородичей, и отобранные через силу и кровь. Я тебе расскажу как-нибудь, или кто другой. Но не бывало того прежде, чтобы захватывали заложников и чего-то вымогали. Братья рассудили так: если они согласятся на морготовы посулы, то ведь Враг все равно не отпустит их брата… С Морготом нельзя идти на сделки, он всегда нарушает свое слово, ибо он отец всякой неправды. Они отказали Морготу, и тогда тот велел подвесить лорда Маэдроса за руку на скале. И тот висел аж покуда его не снял наш нынешний государь Фингон.
— Ах, вот оно что… — пробормотал Гили.
— Эге ж, — согласился Хардинг. — Может, у эльфов и не заведено торговаться за заложника, но вот лорда Маэдроса будет трудненько убедить в том, что это самая правильная дорога. Ладно, рыжий, спи — завтра у тебя день будет длинный.
Назавтра и вправду был длинный день. Как понял Гили, эльфы уже успели расспросить Авана и сейчас со старыми вопросами перемежались новые. Гили снова и снова рассказывал о том, что он видел в замке Каргонд, и лишь для еды и для выхода по нужде прерывались расспросы. Руско устал, и когда все закончилось — не поверил своим ушам и глазам. Эльфы ушли, оставив его в комнате одного.