Тени сумерек
Шрифт:
…Солнце клонилось к закату. В Эред Горгор белый свет ранил глаза, здесь же все было красное и черное. Половину бусинок Берен уже перебрал. Солнце, помнил он, должно оставаться слева и сзади, потерять направление — это гибель. А держать направление было трудно: холмы пропали из виду, расплавились в пляшущих воздушных потоках, в мире осталось лишь два цвета — красное и черное. Во рту пересохло, но Берен твердо решил не пить, пока не будет пройдена одна лига, да и тогда — не делать больше двух глотков.
Ясность мышления тоже терялась в этой
Хрустящий шлак закончился, теперь Берен ступал по наносам белесой серой пыли. Тонкая, легкая, она поднималась после каждого шага медленными клубами, как поднимается ил в воде. Подхваченная горячими потоками воздуха, взлетала выше роста и долго висела за спиной. Берен обмотал лицо, чтобы уберечь его от солнечного ожога; теперь, когда солнце висело низко, оно было не так опасно — но покров все равно оставался совсем не лишним. Пыль, правда, проникала и сквозь него — не говоря уже о том, что набивалась в глаза.
Пальцы, перебрав ягоду, уперлись в дерево. Лига. Берен снял с плеча мех, развязал, отпил два глотка. Вода степлилась, во рту снова стало сухо — как и не пил. Берен надел мех обратно, перебрал большую бусину: вперед!
Проклятая пылюка тянулась еще пол-лиги. Потом снова пошла полоса спекшейся земли, идти стало легче. Когда Берен закончил вторую лигу, солнце коснулось брюхом края неба. Пустыня уже давно не накалялась — лишь отдавала накопленный за день жар. Это сделало путь менее мучительным — но не намного.
Третья лига пути — солнце село, лишь запад еще алел, а на востоке уже высыпали звезды. Край неба уже не дрожал, чувствовалось движение ветра — Анфауглит остывала.
Третью лигу Берен закончил после наступления темноты. Теперь направление указывала Валакирка. Яркие, словно умытые звезды вели на север.
Берен засмеялся, открыв лицо ночному ветру и сбросив капюшон. Еще пол-лиги пройдено. Вскоре впереди должна была открыться Драконья застава — если идти, откуда он пошел, прямо на север, миновать это место было нельзя.
Его догадку подтвердил старинный пограничный знак — куча камней, наваленных неправильной пирамидой в человеческий рост или около того: орки таким способом обозначали границы владений племен еще до прихода людей. Эльфы растаскивать курган не стали — есть он не просил, зачем делать дурную работу. Подойдя к нему, Берен позволил себе еще два глотка воды: до Драконьей Заставы оставалось что-то вроде трети лиги.
Опять поднялась пыль, и Берен, ругаясь, снова замотался в платок, не дающий возможности наслаждаться ветерком и прохладой. Правда, этот ветерок поднимал пыль густыми клубами и гнал ее на север…
Воин и Дева выплыли из-за края неба, когда Берен добрался до цели перехода: оплавленной с одного края каменной башенки, полуразваленного кольца стен, наполовину скрытого пылевыми наносами.
Драконья Застава…
Ворот не было: сделанные из дерева, они в свое время сгорели. Петли сварились намертво. Найти в колодце воду Берен не думал, но подошел к каменной кладке, нагнулся над бортиком, принюхался… Водой не пахло. Сбросив поклажу на землю, горец пошарил рукой в поисках чего-то, что можно бросить вниз — и наткнулся на череп.
Череп эльфа.
У орков считалось за доблесть украшать свои шатры черепами врагов — и Берен, разоривший не одно их становище, умел различать человеческий и эльфийский черепа. Иная лепка глазниц, всегда — ровные и красивые зубы, округлая, правильная форма свода — ни тебе шишек, ни выступов… Держа череп в руке, глядя в мертвые глаза, он опустился на песок. Череп был легким, словно из дерева вырезан, и до блеска отполирован песком — десять лет через него прокатывалась пыльная поземка… Приглядевшись, Берен рассмотрел то место, где лежало тело — пустые кости скелета прикрыты были ржавой кольчугой, от сапог остались оковки и гвозди, остальное — истлело или сгорело…
— Я не могу ему простить, — прошептал воин, глядя в черные глазницы. — А ты — можешь?
Отстегнув меч, горец вытащил его из ножен:
— Я похороню тебя. Всех вас, сколько ни есть здесь. Зачем-то мне это нужно…
Он нашел кости еще шестерых эльфов и троих людей. Всем хватило одной неглубокой могилы в песке под стеной. Для верности Берен набросал там еще и камней, пристроил сверху шлем.
Потом забрался в нижний поверх дозорной башенки, поужинал тем, что прихватил с собой — орехи, сушеное мясо, семечки анарилота в меду… Напился воды, прислонил в углу к стене обнаженный меч — кончиком в большой осколок кувшина, пристроенный в ямку на полу — завернулся в плащ и заснул.
Глава 21. Сердце тьмы
— Кто у ворот? — спросил Келеборн.
— Нимрос, бард князя эдайн Берена, просит впустить, — ответил начальник над лучниками.
Келеборн обменялся взглядами с Лютиэн и Галадриэль:
«Да, да!» — молча прокричала ему Лютиэн.
— Приведи его.
Прошли, казалось, века с того мига, когда стражник вышел за дверь. Лютиэн уколола палец и опустила руку, чтобы не запачкать кровью вышивку — ворот синей рубахи, который она расшивала белым и черным.
На лестнице послышался сдвоенный топот ног — более громкие шаги принадлежали, несомненно, человеку. И вот — он вошел: высокий, худощавый, смугловатый и темноволосый, как и Берен. Но молодой, гораздо моложе своего князя… Не слишком ли он юн для барда? А впрочем, до того возраста, в котором эльф становится бардом, люди и не доживают…
— Suilad, — Нимрос преклонил колено и, встав, продолжал. — Барды из Сокрытого Дома велели кланяться тебе, лорд Келеборн, и тебе, леди Артанис. Особо же — тебе, королевна Тинувиэль. У меня — пересылка для тебя, — он вынул из-под мышки черный сверток и развернул его на полу.