Тени в раю
Шрифт:
Пришлось его перебить:
– У меня не очень волосатая рука, но, если ты будешь кочевряжиться и дальше, как теперь, она наверняка окажется в твоих внутренних органах. – Сделав внушительную паузу, я закончил: – Как его найти? Кто его знает?
Толстяк суетливо задергался и ответил:
– Сегодня ко мне придет связной с письмом – он знает почти всех…
– Его имя, ну живей вспоминай!
– Я знаю его как Алика, но наверняка это кличка. – Коротышка теперь откровенно трясся в приступе отчаянного ужаса. – Можешь прийти в мою квартиру к двум часам дня и сам с ним
– Не бойся. – Мне пришлось сменить тон: теперь я вещал ласково и убаюкивающе. – Никто не узнает о нашем разговоре.
– А она? – Коротышка ткнул жирным пальцем на застывшую в бассейне проститутку. – Ты можешь за нее поручиться?
Меня так и подмывало громко заржать; подумать только – этот идиот требует, чтобы я поручился за его же телку. Кому рассказать – не поверят. Однако пришлось напустить на себя строгости.
– Это будут последние слова в ее жизни. – Я уставился на онемевшую Настю. – Тебе понятно?
Путанка поспешно закивала рыжей головкой, буквально поедая меня карими глазками, – она была готова на все, лишь бы никогда ее жизненный путь больше не пересекся с моим.
Я опять воззрился на коротышку, сказав:
– Сейчас я тебя отпущу, но если ты меня решил кинуть – вспомни о расширенной печени.
Толстяк поедал меня взором, подчеркивая холуйскую угодливость.
Я понял в эту секунду, что никуда он не денется, но на всякий случай произнес:
– А чтобы к тебе не закралась мыслишка о побеге, я загляну в твои документы. – Мой взгляд скользнул по наручным часам. – До назначенного времени остался час сорок пять – за это время тебе будет проблематично покинуть пределы Крыма. Так вот, если в назначенное время ты не окажешься дома, я сообщу все Кораблеву, а у него найдется возможность надавить на милицию. Тогда тебе светит несколько лет на нарах, а скорее под ними. Тамошние ребята очень любят толстожопых мужичков, особенно тех, которые сдают своих подельников.
Господинчик хранил покорное молчание, лишь часто хлопал маленькими ресницами.
Прежде чем уйти, я подвел его к краю бассейна и слегка подтолкнул, сказав:
– Осторожно, не поскользнись. – Ответом мне был громкий всплеск воды от упавшего тела.
Не оборачиваясь, я покинул этот домик чудес и волшебства, запомнив данные паспорта, оказавшегося в кармане спортивных брюк коротышки.
Меня слегка рассмешила фамилия неудавшегося мафиози, и я повторял ее несколько раз, как бы пробуя эту фамилию на вкус:
– Зюзечкин, Зю-зеч-кин, Зю-ю-юзечкин.
Спустя минут сорок я неспешно подъехал к воротам виллы, где работал садовником. Охрана без разговоров пропустила мою машину на территорию особняка. Я оставил машину и пошел к себе.
Пока я готовил себе коктейль, распахнулась входная дверь и на пороге появился Анатолий Иванович. Он тяжело уселся за стол, вытер посеревшее лицо платком и спросил приглушенно:
– Виталий, вам удалось что-нибудь узнать относительно… – Ему было тяжело произнести имя похищенной дочери, поэтому он затих.
Молча наполнив еще один стакан, я протянул его Кораблеву.
– По моим личным
– Откуда вы знаете? – перебил меня собеседник.
Не вдаваясь в подробности, я коротко ответил:
– Поверьте мне, и все. Никаких других объяснений я вам не дам. – Мне, конечно, было его жаль, но и распространяться по поводу собственных действий не хотелось, поэтому я сказал лишь одно: – Меньше чем через час у меня важная встреча, которая может все решить в ту или иную сторону.
Кораблев понятливо кивнул.
Я посчитал своим долгом предупредить его о том, что волновало и меня:
– Постарайтесь на это время надежно спрятать остальных членов вашего семейства, – я имел в виду жену и малолетнего сына, – и сами не лезьте на рожон. Если же в мое отсутствие вам позвонят или еще каким-то образом свяжутся с вами, не предпринимайте ничего, пока не убедитесь, что Инна жива. Я понимаю, что вам важнее дочь, чем злосчастные деньги, но это будет иметь смысл только в одном случае – если с вами ведут честную игру.
– Вы думаете, что они могут ее… – встревоженно спросил он.
Резко перебив грустную тираду, я ответил:
– Ничего наверняка знать нельзя. Но пока у меня в руках есть хоть какая-то маленькая ниточка – не теряйте надежды на лучшее. – Успокаивая расстроенного отца, я был противен сам себе – мне это напоминало сцену, когда я увещевал первую свою девочку не горевать по поводу безвозвратно ушедшей девственности.
Анатолий Иванович устало поднялся и направился к выходу, бросив через плечо:
– Если понадобятся деньги или что-нибудь еще – звоните напрямую мне… В любом случае звоните. – Он сделал короткий шажок и остановился, обернувшись в мою сторону: – Я предупрежу начальника местной ГАИ, чтобы вам был зеленый свет.
– А вот этого делать не нужно. – Я просто вскипел от злости на его непрактичность, но списал все на горестное затмение коммерческих мозгов и объяснил: – Если у них действительно везде свои люди, то я стану лишней фигурой и меня просто уберут. И хотя моя жизнь не стоит многого, мне ее все же жаль.
Он криво улыбнулся.
– Вы не согласны?
– Вы все шутите. – В следующую секунду захлопнулась дверь, и я остался один в пыльной, неприбранной берлоге, где до сих пор витал пьянящий аромат девичьих духов.
Коротышка жил в старой пятиэтажке у рынка. Человеку, который тут родился и вырос, не следовало на что-то надеяться – его жизнь навсегда будет насыщена коммунальными склоками и запахом жареной рыбы.
Я долго терзал дверной звонок, но мне не открывали. В сердцах сплюнув, пнул дверь, обитую дерматином. И тут дверь неожиданно распахнулась настежь, открывая моему взору весьма тесный коридор с веселенькими обоями и овальным зеркалом на противоположной стене.