Тени за холмами
Шрифт:
Я недоверчиво покачала головой:
— За пять куриц, серьезно?
— Как я уже сказал — за то, что приняли решение за другое живое существо.
— Полынь, это куры. Ты знаешь, я сама жалостлива до безобразия, но сегодня ты в ударе. Что за дела?
Мы уже подошли к лошадке Димпл.
Куратор взобрался в седло, подал мне руку и пожал плечами:
— Вчерашний вечер наложил отпечаток. Мы не ладим с братьями. Они уверены, что то, что в пять лет меня продали Ходящим, равносильно тому, как если бы я выиграл в лотерею. Якобы умные люди приняли вместо меня
Я улыбнулась:
— Ты только что очень криво сравнил себя с курицей, да?
Полынь закатил глаза.
Я похлопала куратора по плечу.
— Кстати, про Ходящих! — я перевела тему. — А ты вчера долго еще крутился возле Ратуши?
— Нет. У меня не было оснований забирать дело Вира у теневиков, так что я вскоре ушел. Хотя попытка террориста интересная, конечно.
— Ты переписал текст записки — там был какой-то шифр?
— Тоже нет. К сожалению, я не додумался срисовать восьмушку, которая была прикреплена к письму. Может, на ней нашлось бы что-то интересное.
— Восьмушку?
— Ну монету. Она была на ленте — ты не заметила?
— Монету я видела, а номинал не разглядела, — задумчиво протянула я. — Ты так рьяно копошился с запиской, что все мои мысли были — не разорвётся ли твоё сердечко от радости при встрече с новой тайной…
Полынь пренебрежительно хмыкнул в ответ.
Кобылка Димпл тихо шла сквозь рассветный лес, пофыркивая и прядая ушами. На траве оседала роса.
— Полынь… — одна мысль не давала мне покоя, — А ты вчера фейерверк смотрел?
— Нет. А что?
— Да так, — пробормотала я. — Необычный.
Стоит ли делиться с Полынью обнаруженным совпадением? Или куратор после этого слиняет в погоне за загадками, бросив меня в лесу одну?
Лучше промолчать, пожалуй.
Не буду уподобляться старухе Бланкет-Кес, ища судьбу в случайностях.
Когда мы вернулись в Ведомство, оно уже полнилось жизнью.
Мы чинно прошагали мимо Галереи Генералов и фонтана, изображающего семнадцать знатных домов Шолоха. Миновали стойку главного регистратора, кулуары переговорок, ряды арок, ведущие в библиотеки (каждая прикрыта бархатной портьерой, призванной приглушить звуки и настроить на возвышенный лад), мрачную дверь с замком в виде ощерившего медведя — за ней — подвалы Ведомства, где допрашивают преступников.
По главному холлу хаотично метались Ловчие, Ищейки, Говоруны и Указующие. Только архивариваусов не видать: эти почти никогда не вылезают из своих владений.
Над головой носились ташени. Бумажные птички, даром, что не живые, а тоже попались на удочку весеннего обострения: они выписывали мертвые петли вокруг ведомственных мостиков, нежно курлыкали и пытались заигрывать с совами, которых некоторые сотрудники используют «шика ради». Совы косились на волшебных птах с неудовольствием, а если ташени перебарщивали — то наподдавали им когтистой лапкой.
Хлопали полотнища гербов в высоте; светлой палитрой горел витраж во всю стену; мерно качался золотой маятник с гравировкой в виде символа Иноземного ведомства — полуразвернутый свиток и роза ветров над ним.
Мы с Полынью дошли до тридцать второго кабинета.
— А можно я сразу к тебе, а не через стену? — взмолилась я.
Полынь покосился на меня, кивнул и провернул ключ в замке, после чего мы замерли на пороге, ошарашенные. Потому что, стоило толстой дубовой двери приоткрыться, как по ту сторону послышался нестройный бубнёж десятков говорящих писем.
Глаза у Полыни полезли на лоб. Он рывком отворил дверь.
По всему кабинету порхали дорогие королевские ташени. Все они вещали одновременно, создавая жуткую какофонию.
— Тот курятник был потише… — пробормотала я.
Полынь шикнул на меня, прислушиваясь к отдельным фразам:
— «Господину Полыни из Дома Внемлющих…»
— «От Её Величества Аутурни из Дома Ищущих…»
— «Полынь! Почему вы не отвечаете?»
— «Это безобразие, ведь я вас наняла…»
— «Полынь! Вам меня совсем не жалко?»
— «Я боюсь! Преступник расхаживает по Дворцу!»
— «Сегодня ночью он осквернил Зал Совета! А мои покои так близко! Что, если третье нападение Вира будет на меня?!»
Услышав последнюю реплику, Полынь мгновенно сбросил с себя оцепенение, шагнул в кабинет, поймал кремовую ташени и технично вскрыл её, подцепив ногтём.
— Впервые за полгода я не рад, что запретил королеве посылать мне письма куда-либо, кроме как в этот кабинет, — пробормотал куратор, читая текст записки. Свободной рукой он сплёл фигуру отменяющего заклятия — и все остальные птички, мгновенно умолкнув, шуршащим дождём осыпались на пол кабинета, и без того усеянный бумагами вместо ковра.
— Тинави, разворачивайся! Вир снова объявился. И, кажется, меня зовут на помощь. Так что мы едем к Её Величеству, — куратор предвкушающе потёр руки, подбежал, развернул меня за плечи и чуть ли не пинками направил обратно в коридор.
— Но я не хочу к королеве… — заныла я. — Королева меня не любит…
— Зато я тебя кофе напою по дороге. А ну двигай, хватит за косяки цепляться. Ты вроде хотела и дальше вместе работать, так изволь отвечать за свои слова.
Отвечать за свои слова — это действительно важно.
Один из немногих принципов, ни у кого не вызывающий сомнений.
Что ж. Королева, жди.
ГЛАВА 6. И эти гобелены, и глаза зеленые…
Меняйся раньше, чем жизнь заставит тебя это сделать. Опережай судьбу — и преуспеешь.
Из речи Марцелы из Дома Парящих
«О новой политике департамента Шептунов»
Мы с Полынью мчались сквозь стройные холлы Дворца. Лес беломраморных колонн стремился вверх, утягивая взоры. Ему вторили пики гвардейцев, узкие кипарисы в кадках и столбы с королевским штандартом. Не архитектура, а полный триумф вертикальности!