Тени за холмами
Шрифт:
— Но зачем она так с собой? — огорченно и вроде бы риторически спросила я, когда Мел вернулся с мокрым полотенцем и стаканом воды.
Саусбериец сумрачно зыркнул на меня исподлобья.
Насколько я знаю Мела — а знаю я его даже лучше, чем стоило бы, — это максимальная степень серьезности, ему доступная.
— Я бы хотел сказать, что понятия не имею… — от незавершенной нотки в его голосе мне стало не по себе; саусбериец вздохнул: — Но, боюсь, я в курсе проблем Мчащейся. И посетители таверны «Полёт бражника» — тоже.
— Как это? — я застонала.
— Ты
Хороший вопрос.
Я решила: если Кадия намеренно смолчит завтра, я тоже рта не раскрою. Не заставлю её обсуждать неприятную тему, зато, выяснив сейчас детали, учту, какие моменты обходить в беседах, чтобы не сделать больно.
Ведь проще всего достоверно изобразить незнание, зная.
И куда проще найти оправдание любопытству, чем отказаться от него.
— Хочу, Мел. Вещай, будь добр.
Саусбериец пожал плечами, сел на ковёр, опёрся спиной о диван и принялся за рассказ.
История Мелисандра Кеса о весёлой ночке в Чреве Шолоха
Чрево Шолоха — это такое специальное место, которое позволяет сразу определить благородную даму. Ибо благородной даме в Чреве Шолоха путь один: в обморок. Перед остальными же открываются фееричные, хотя и не всегда возвышенные, перспективы.
Мелисандр как раз разочаровался в карточном турнире, который собрал сегодня (игроки были жутко унылые; а некий Ловчий, присланный Тинави — всех хуже), когда в грязное окошко подвала на Брюквенной аллее ворвался голубь — чисто-белый, но слегка потрепанный, остро пахнущий духами.
Таких голубей по просьбам разгоряченных клиентов отправляли туда и сюда бармены из Чрева. Ибо иногда гости доходят до того уровня веселья, что заклинания оживления ташени легко путают с подъемом покойника из могилы. Таких эксцессов никому не хочется — Чрево и так живёт на полулегальной, полусумеречной основе — а потому голубочков предлагают бесплатно. Пользуйтесь, милые, только не забывайте обновлять бокал.
«Мел! Ты — я — шедевральная ночь. Приезжай в «Полёт Бражника». Тысяча поцелуев, Кад».
Мелисандр слегонца удивился, ибо их отношения с белокурой стражницей, хоть и полнились морским шифром из точек-подмигиваний и черточек-улыбок, но всегда оставались сугубо приятельскими.
«Тысяча поцелуев» была опасным симптомом, который мог привести к злокачественной опухоли из взаимных недопониманий в дальнейшем. Но Мел считал себя джентельменом. А если дама зовёт — джентельмен приходит. И оценивает риски на месте.
Мелисандр расшугал картежников: они к этому моменту уже забыли про игру и перешли в новую фазу вечера — активно пытались друг друга умертвить. Мелисандр снял с крючка для факела незадачливого гнома, зацепившегося капюшоном после краткого, но выразительного полета; вытащил из кувшина вина фею со слипшимися крылышками; отпинал Ловчего за порог, угрожая ему Полынью; и еле выскреб из шкафа дриаду, которая, опечалившись проигрышем, пыталась утешиться близостью к хоть какому-то дереву.
Выгнав всех из подвала, повесив на дверь амбарный замок и с одного щелчка поймав кентавра-перевозчика, Мелисандр поехал на встречу с Кадией.
Прах побери! Неужели стражница наконец поняла, кто тут единственный нормальный мужчина?
«Полёт бражника» мог похвастаться покосившейся вывеской, которую по бокам подсвечивали висящие в банках болотные огоньки. Некоторые из них не мигали: видимо, выражали протест против бара-банковладельца, потому что обычно огонькам только дай волю посветить-попрыгать.
Крохотный бар был зажат между двумя гостиницами на улице Уголька — извилистой и резко взбирающейся на холм из низинного устья реки Доро. Многочисленные гуляки, люди и нелюди, изо всех сил пародировали улицу: петляли еще хитроумней, чем она.
Мелисандр взлетел по крутой лесенке (умышленная преграда, отсекающая чересчур уставших клиентов) и замер на верхней площадке, услышав, что внутри не звучит музыка, как следовало, но зато разносится голос Кадии…
Мел нахмурился и открыл дверь. Ловец ветра из бутылочных стекляшек звякнул, и пара гостей за столиками повернулись в сторону Кеса. Но большинство не отводило взгляда от сцены, где, усевшись на барабан, как на коня, и силой своей харизмы отогнав ангелов-музыкантов в темноту гримерки, вещала Кадия.
Публика таращилась на неё, как на диво дивное.
«Полёт бражника» скупился на иллюминацию: по залу стояли лишь несколько блеклых красноватых сфер с магическим туманом. Поэтому стражница на подсвеченной сцене, сама по себе светловолосая и белокожая, оказалась единственным ярким пятном обстановки. Кадия сняла с ремня керосинку, зажгла её и уютненько поставила возле себя, заставив отблески огня плясать на ширме сзади. С правой стороны от барабана лежал сброшенный Кадией шлем, слева — почти пустая бутылка вина, к которой девушка иногда прикладывалась.
Кадия вела себя расслабленно, будто была на дружеской встрече, а не в гнусном, прах побери, притоне. «Возможно, самом гнусном в Шолохе», — подумал Мел, косясь на одноглазого каменного тролля справа от себя.
Госпожа Мчащаяся, меж тем, толкала монолог, активно жестикулируя и размахивая вилкой с насаженной на неё оливкой. Уровень ее доверия к публике вогнал Мела в ступор.
— Итак, как вы уже поняли, я всегда была образцовой молодчинкой, — Кадия слопала оливку, размахнулась и метнула вилку через тёмный зал в чучело для Тролльих Яблочек[1], — Я знала, куда иду, и шла туда, каким бы дерьмом не поливала меня жизнь по дороге. Снова и снова я одерживала победы, вызывая у кого-то восхищение, но у большинства — раздражение. «Да что она о себе возомнила! Да ей просто повезло, выскочке!». Да-да, я вижу это презрение в ваших глазах и сейчас, — Кадия рукой провела по залу, будто гипнотизируя публику.