Тени за холмами
Шрифт:
Приписывается богине Дану
— Кто позволил вам трогать улику? — у меня за спиной раздался шелестящий голос, неуловимо искаженный специальным устройством. Голос был полон презрения — никакой прибор не скроет.
Я почувствовала, как волоски приподнимаются на загривке. Опасность! Я вроде стреляный воробей, а всё же… Ходящим специально ставят такие голосовые аппараты, чтобы нагнать побольше жути на мирных граждан. Человеческая речь превращается в бледный,
Агенты контрразведки — это вам не шуточки. Надо, чтобы их боялись. Тем более, сейчас у нас Ходящих всего шесть штук на всю столицу.
Ещё голосовые устройства помогают теневикам сохранять анонимность. Той же цели служит гладкая железная маска и золотой балахон в пол.
Полынь пожал плечами, не отрывая взгляда от письма:
— Я Ловчий. У меня были подозрения, что взрыв входит в мою зону ответственности.
— Оправдались? — холодно спросил теневик.
Полынь сложил губы трубочкой и еще раз пробежался глазами по посланию Вира:
— Пока нет, однако, вероятно, кое-что из этой информации может свидетельствовать о том, что…
— Прочь отсюда, — прошипел Ходящий.
Из-за колонны Ратуши выступил второй теневик.
— Это наше дело. Уходите немедленно, — он требовательно протянул руку за письмом.
Полынь не стал спорить: отдал бумагу и целеустремленно двинул прочь. Только вот не к набережной, а в узкий проулок справа от Ратуши, чьи стены полностью заросли плющом. С одной стороны — синевато-изумрудным, с другой — бело-зеленым.
Кажется, у этих двух плющей была любовь. Они тянулись друг к дружке, презрев гравитацию, и нежно сплетались стебельками по всей высоте улочки. Их не смущало, что хозяин вон той алхимической лавки справа выливал сюда не самые аппетитные жидкости. Романтичным переулок нельзя было назвать даже с натяжкой. Но любовь выше условностей — и плющи доказывали это «на ура».
Полынь тоже был выше условностей: шлёпал по темной жиже без всяких сомнений, бодро протискиваясь сквозь пахучие заросли. Теплая мантия пыталась вразумить Ловчего: цеплялась за ветки, угрожающе трещала, лопала ниточками терпения. Но куда там!
Мне же, слегка отставшей, пришлось несладко. Кажется, некоторые вылитые здесь зелья были оживляющими… Ибо плющи вдруг проявили зачатки разума и принялись хлестать меня в отместку за нарушение их покоя.
Вот так всегда! По голове получает не тот, кто виноват, а тот, кто медленнее бегает.
Когда я с боем прорвалась сквозь последний клубок тесно сплетенных веток, Полынь уже нетерпеливо приплясывал у задней двери в Ратушу и жадно вглядывался в лица выходивших служащих. Они были спокойны, но слегка бледны.
Ратушные работники — лицо Шолоха. Они вымуштрованы похлеще военных, поэтому в случае чрезвычайного происшествия не носятся с дикими воплями «всё пропало», усугубляя этим ситуацию, а действуют по протоколу. Молодцы.
Хотя, возможно, им просто не хватает фантазии на самодеятельность. Как говорит Кадия, послушание — последнее прибежище зануд.
Вдруг перед нами — прямо из воздуха — снова появился Ходящий.
— Я сказал: прочь, — тихо пророкотал железнолицый, — Или вы соскучились по камере, господин Внемлющий?
Полынь закатил глаза. Потом сложил руки на груди и угрюмо потопал обратно на Ратушную площадь.
— Счёт в кафе не оплатили, — объяснил он теневику.
Ходящий проводил нас до веранды, дождался, пока мы дадим денег официантке, и потом долго буравил нас взглядом, убеждаясь, что мы покинули зону теракта. Полынь шёл, поминутно оглядываясь то на колокол, то на снесённую макушку Ратуши.
— Во дают, — я хмыкнула, присаживаясь на скамью на набережной и сквозь хаотичные ряды лип наблюдая за продолжением действа. — Вместо того, чтобы ловить террориста, следят за тобой.
— Расслабились. Планируют Посмотреть в прошлое, вот и не торопятся, — рассеянно сказал Полынь, тщательно переносивший в свой блокнот слова таинственного Вира. Даже почерк сымитовал.
Меж тем, место происшествия уже заполнили детективы-Смотрящие и стражники-чрезвычайники. Они огородили останки колокола магическим контуром, но оставались снаружи, потому что Ходящие никого не пускали к падшему Бенджи.
Прикатила карета департамента Шептунов — покрытая мхом от колес и до крыши. Четверо травников выпрыгнули из неё и поскакали к дубам на площади.
Бедные деревья пережили настоящий шок: падавшие камни и осколки мелких колоколов сломали ветви, некоторые застряли в густых кронах. Шептуны поглаживали шершавые стволы, исцеляя дубы. Один из магов наколдовал мерцающий поток энергии, который укутал деревья так же, как укутывают пледом пострадавших людей. А роль психологов сыграла парочка крустов. То есть лешаков.
За это нововведение спасибо главе Лесного Ведомства — госпоже Марцеле из Дома Парящих. Она уже сорок лет у власти, и все сходятся на том, что Марцела лучшая: у неё дар договариваться со Смаховым лесом.
Так, обычно крусты «работают» только с волшебными деревьями ошши, но Марцела убедила лешаков, что в экстренных ситуациях надо найти у себя точку сострадания — не то она найдёт болевую у них. Крусты, пораскинув трухлявыми мозгами, согласились. Правда, после каждой помощи Ведомству они выкатывают нехилый счет. Берут жуками-короедами. То ли из соображений мести, то ли из гурманства — не знаю!
— Думаешь, это звонарь устроил взрыв? — предположила я. — Труп-то к нам не прилетел. Ни кусочка.