Тени «Желтого доминиона»
Шрифт:
На узкой улочке спешился взвод кавбригады, кавалеристы заводили коней в укрытие. Таганов четко и коротко доложил обстановку.
– Так, так, – раздумчиво ронял Чары Назаров. – Верно, людей гробить нам ни к чему. Хватит им гибнуть, – жесткая складка залегла у губ.
Чары Назаров вышел из-за укрытия и, сложив руки рупором, крикнул:
– Халта, я Назаров, выходи! Что тебе от меня надо?
В ответ раздались одиночные выстрелы, пули звонко просвистели над головой чекиста. Таганов махнул рукой – в тот же миг раздался слитный взрыв. Обрушился первый фасадный столб курганчи, рядом со вторым
В курганчу входили по одному, пригнувшись. Чары Назаров, Таганов, Бегматов, представитель окружного ГПУ, Мурад Дурдыев… Отсчитав еще одного, Халта-ших резко захлопнул дверь, набросил крючок.
– Эссалам алейкум! – расплылся он в улыбке, а узкие с прищуром глаза холодно и настороженно шарили по ладным фигурам чекистов, по застегнутым кобурам наганов.
Подали чорбу, разлитую по большим глиняным пиалам, разварившееся мясо в большом медном тазу. Завязался разговор. Басмачи не сводили глаз с двери, держа под рукой оружие, вяло, вымученно жевали.
Халта-ших, пряча глаза, рассыпался угодливыми словами:
– Ни Щербакову, ни Таганову мы сдаваться не думали. Когда узнали, что в Ташаузе появился сам Чары Назаров, мы решили сдаться тебе, сын Назара Гедая… Кому же еще? Приехал бы раньше, сдались бы раньше. Много слышали о твоей справедливости. Если бы прежде довелось встретиться, разве ушел бы я в пески? Обидели меня… – Мысль басмача работала лихорадочно: «Захватить заложниками Чары Назарова и Таганова, остальных перестрелять. За таких заложников отпустят. Дальше видно будет». Вперился узковатыми глазами в улыбающееся лицо Чары Назарова, продолжил:
– Дайте мне коней – пойду в пустыню. Я уговорю остальных сдаться… Не то много беды могут еще натворить мои нукеры… Силап, Бабаджан Батыр – они останутся у вас заложниками. Раскаялся я, видит Аллах, раскаялся. В Карали я сам приехал, переговорить, расспросить, как с тобой, дорогой Чары, увидеться. А ваши сразу за винтовки схватились и слушать не захотели. Разве я неправду говорю? Спросите их.
Бандиты согласно закивали.
Таганов, слушая тонкий голос Халта-шиха, не сводил взгляда с его толстых, чуть подрагивавших пальцев. Пытаясь унять дрожь, бандит вцепился руками в утолщенный край большого засаленного дастархана, уставленного едой. Заметив настороженные глаза Таганова, попытался улыбнуться, притворно ощерив зубы.
– Куда Нуры Курреев подевался? – Таганов не спускал глаз с рук Халта-шиха – они выдавали внутреннее состояние бандита.
– Не знаю такого, – встрепенулся Халта-ших. – Впервые слышу это имя.
– А как зовут того, что был с тобой в прошлом бою, рядом?
– Ах, этот горбоносый!.. Курд он, что ли? Так он смазал пятки еще тогда… Трус! – Халта-ших грязно выругался. – Он спутал наши карты. За ним кинулись все. Жаль, не встретился мне после.
– А как его все-таки звали? – повторил свой вопрос Таганов.
– Он и не назывался никак. Приблудился вроде. Мало ли люду нынче в Каракумах! Он пробыл у меня всего два дня.
– Он привез тебе привет от Эшши-хана. И еще от кого?
– Не знаю, не знаю. – Толстые пальцы Халта-шиха забились мелкой дрожью, глаза сверкнули недобрым блеском.
Таганов видел, что теперь нельзя медлить ни минуты. Судя по состоянию Халта-шиха, бандиты замыслили что-то недоброе, и если их не упредить, то чекистам придется туго. Ашир, будто удобнее располагаясь за дестерханом, откинулся на подушку, незаметно расстегнул кобуру; он видел, как напряглись желваки на щеках Чары Назарова, сузились глаза. Халта-ших, неестественно громко заговорив, – это был условный знак, – потянулся рукой под подушку, где лежал маузер.
– Взять! – коротко, как выстрел, прозвучала команда Назарова.
Таганов бросился на Халта-шиха, но тот увернулся, поймал его за левую руку: от боли в глазах у Ашира потемнело. Коротко ахнул выстрел, и грузное тело Халта-шиха осело. Запрокинулась голова, широко раскрытый рот со свистом втягивал воздух… Силап выхватил из-за пазухи нож, замахнулся на сидевшего рядом Бегматова, целя ему в грудь. Раздался второй выстрел, глухой, будто из-под кошмы, и басмач, обессиленно опустив руку, как-то удивленно глянул на Назарова, потом на нож, упавший к ногам, и завалился на бок.
Через минуту все было кончено…
Вскоре Чары Назаров, вернувшийся в Ашхабад, привез с собой два рапорта: один – в ЦК Коммунистической партии (большевиков) Туркменистана, другой – в ГПУ Туркменской ССР. В них сообщалось о конце басмаческого отряда Халта-шиха, о заслуженном возмездии, понесенном его главарями. Банда рассеялась, многие добровольно явились в ГПУ. Одни из них поселились в родном ауле, вступили в колхоз, другие с общественными отарами ушли в Каракумы, чтобы честным трудом искупить свою вину. Ведь многие из них попали к бандитам из-за недомыслия и страха, запуганные своими родовыми вождями, басмаческими главарями.
Правда, родовые вожди и священнослужители продолжали будоражить наиболее отсталую часть дайханства. Они распустили ложный слух о захвате басмачами Куня-Ургенча, но благодаря умелым действиям чекистские отряды и особенно полусотня Таганова, заранее разведавшие о преступном замысле, локализовали и обескровили басмаческие шайки. От разбоя и зверств были спасены тысячи дайхан, кочевников, которых Эшши-хан и ему подобные хотели подвергнуть новым мучениям и страданиям.
Когда укус каракурта смертелен
…Мы увидели льва, который лежал у реки… и остановились, не решаясь спуститься из страха. Вдруг мы заметили, что приближается какой-то человек; мы закричали ему, предостерегая от льва. Но он натянул свой лук, заложил стрелу и направился ко льву. Лев увидел человека и прыгнул на него, но тот выстрелил, попал хищнику в сердце, а затем подошел к нему и прикончил его. Человек вытащил стрелу из тела льва и пошел к реке. Там он снял сапоги, разделся и стал мыться. Потом вышел из воды, оделся, выжал волосы… надел один сапог, прилег на бок и долго пробыл в таком положении. «Клянемся Аллахом, – сказали мы, – он молодец, но перед кем хвастается?» Мы спустились к нему, а он все оставался в том же положении, и нашли его мертвым. Мы не понимали, что с ним случилось, но, сняв с его ноги сапог, мы нашли в нем маленького каракурта: он ужалил этого человека в большой палец. Мы удивились: силач, который убил льва, сам был убит каракуртом величиной в палец.