Тени
Шрифт:
Кира вынырнула из так ласково принявшей ее пустоты. Давид тихо сидел рядом и вертел в руках брелок с ключом зажигания. Она осознала, поняла, почувствовала, вместила и – сначала с грустью, потом с неожиданным равнодушием – приняла, что Давида ждет та же участь, что и Сандро. Он умрет. И она ничего не сможет сделать, даже если захочет. Так будет. Она увидела это. Как в кино. На белой огромной простыне. Увидела, и не испытала ничего.
– Чего стоим? – спросила она Давида. – Поехали, а? Я что-то устала и хочу спать. Очень.
– То ли еще будет. – Давид показал свой ослепительно белый оскал и завел мотор. Машина слегка качнулась и легко тронулась.
«Будет», – словно высветилось в голове у Киры.
–
– Сама не знаю… Наверно, я ухожу внутрь себя, от себя. От себя, такой, какую ты видишь и знаешь, к себе той, что я, и не я.
– Как это? Так ты или не ты?
– Как много того, что есть во мне. Мы гораздо больше, чем о себе думаем. И вот если перестать о себе думать, и перестать думать вообще, то видно, что ты – это не ты. Ты видишь себя как бы со стороны, или, вернее осознаешь. Тело не твое, мысли не твои, желания не твои.
– А что же твое?
– Воля. И воля помогает тебе увидеть…
– Увидеть то, что ты видишь?
– Да.
– А почему я не вижу другие реальности. У меня что, нет Воли?
– Думаю, что ты еще просто не научился.
– А когда же ты успела научиться? Сколько я тебя помню, ты все время умела… И вообще, я учусь больше тебя. Я и стимуляторов больше принимаю, а вижу непонятно что. Мутно, расплывчато… И тем более не могу этим всем управлять…
– И не надо этим управлять. Я и сама больше не буду.
– Ладно, не ври. Ты часто реальности сдвигаешь. Я знаю. Ты можешь все изменить.
– Могу, но лучше этого не делать.
– Почему?
– Потому что, в общем, это ничего не меняет, но включает законы, направленные против.
– Как же не меняет, очень даже меняет. Вот, Славка запер тебя в туалете, а теперь в больнице лежит второй месяц.
– Ну, а из-за этого ко мне родители на Новый год не приехали.
– Так ты сделай, чтоб приехали. Ты ведь можешь?
– Могу. Только если я так сделаю, еще чего и похуже случится…
– А может, и не случится.
– Может… Реальности, они ведь разные. И их бесконечно много. Понимаешь? Бесконечность это такая штука… В общем, когда мы натыкаемся на бесконечность – это знак, что мы на границе другого понимания мира. Ну, как в математике. Математика сразу перестает работать, когда имеет дело с бесконечно большими числами. Вот и придумали другую математику. Для бесконечно больших… И для бесконечно малых, кстати, тоже. Но это все равно условность. Никто не знает, что там, на границе, и как работает… Реальности… они очень разные. Есть, например, такие, где мы с тобой не знакомы, а есть и те, где тебя нет… Я что-нибудь не так сдвину, а ты умрешь… – Она засмеялась.
– Ну и шуточки у тебя.
– Да вовсе и не шуточки… Представь тетрадный лист в клетку. Будем считать, что клеток бесконечно много. А на листе нарисована кривая линия, тоже условно бесконечной длины. Вот эта линия и есть ты, а клеточки – это реальности. А маленький кусочек линии в клеточке – это ты в данной реальности.
Можно всегда найти клеточку с другим положением линии, или вообще без нее. Чтобы поменять местами соседние клеточки, нужна сила и энергия, а чтобы поменять местами клеточки, отстоящие подальше друг от друга, нужна намного большая энергия. Так что результативно двигать можно только соседние реальности. Кроме того, существуют связи и силы, которые ты разбудишь и которые будут стремиться навести порядок, и если они даже и не вернут все назад – назад вернуть все практически невозможно, потому что в отличие от клеточек, реальности не стоят на месте и их действительно бесконечно много, так что натолкнуться на ту же реальность уже нет никакой возможности – то будут пытаться уравновесить изменение. Я говорю условно. Слышу, что говорю, и понимаю, что все не так. Но по-другому сказать нельзя. Я слов других не знаю.
Глава 5
Июльская жара плавила асфальт, мозги и кости. Было омерзительно душно. Парило. Кира с Кириллом ехали в раскаленной машине в Тулу. Кирилл не мог и не хотел пропустить Чемпионат России по легкой атлетике, который был, кроме своего прямого назначения, определенного рода тусовкой. Все, кто имели какое-либо отношение к большому спорту, старались попасть на чемпионат, в том числе и бывшие. А возможно, бывшие – даже в первую очередь. Это было болезненно живое, но в тоже время приятное событие, будоражащее воспоминая о молодости, силе, успехе, взлете и падении – как кому повезет. Кирилл был звездой первой величины отечественного спорта, и ему было, что вспомнить. Но почему за этими воспоминаниями нужно ехать в Тулу, Кира не очень понимала, ехать не хотела, но, несмотря на это, покорно сидела на переднем сиденье изнывающей от жары девятки, изнывая сама и думая, на что же она еще способна ради своего нового друга. Новый друг, углубившись в воспоминания и предвкушения, похоже, совсем не обращал внимания ни на Киру, ни на ее жертвенный поступок, ни на безжалостную жару. Правда проехав километров пятьдесят по трассе, он свернул в поисках какого-нибудь водоема.
– Хорошо бы искупаться, – сказал он.
Кира с сомнением на него посмотрела, но промолчала. Она плохо переносила жару, и лишний крюк не предвещал ничего хорошего. Крюк оказался основательным и безрезультатным – подходящий водоем найден не был, хотя Кирилл однажды даже одел плавки, но, подойдя к воде, не смог в нее зайти из-за совершенно непривлекательного вида водной глади и плавающих на поверхности окурков. Можно было, правда, считать результатом разболевшуюся у Киры голову и кратковременную потерю сознания. Однако полной уверенности, что виновата в этом жара, а не Давид со своими попытками влиять на Киру, не было. В последнее время Давиду несколько раз удавалось о себе напомнить подобным образом не только Кире, но и Кириллу. Для Кирилла эти ощущения были новыми и очень неприятными. Он чувствовал болезненный взрыв в голове, последствия которого оказывались иногда достаточно ощутимыми.
Перед отъездом Кира собрала какое-то подобие продовольственного набора для пикника, и теперь Кирилл решил, что настало время перекусить, а заодно и привести Киру в чувства. Вернувшись на трассу и проехав несколько десятков километров, он затормозил у края леса. Они взяли подстилки, еду и углубились в чащу. Здесь было значительно прохладнее, но лес оказался диким, со множеством поваленных деревьев, обилием комаров и других летающих насекомых, приводящих Киру в непонятный Кириллу ужас. Так что и пикник явился для Киры очередным испытанием – ей приходилось постоянно выбирать между бутербродом и борьбой с кровососущими. Кирилл не боролся, а преспокойно уничтожал приготовленные Кирой сэндвичи с куриными грудками, сыром и яйцом.