Теодор и Бланш
Шрифт:
— Я… навсегда… такой?
Она повела бровью.
— Кто знает, мой мальчик… Выслушай, что я собираюсь сделать. Каждую ночь тебе будут составлять компанию — я знаю, ты это любишь. И любишь, чтобы компания была подобна тебе! Так вот, каждую ночь мои милые друзья будут приходить, чтобы развеять твою скуку. — Она скользнула по застывшему от ужаса юноше насмешливым взглядом. — О да, ты, конечно, теперь выглядишь вполне в их вкусе, но не волнуйся, твоя честь в полной безопасности. Иногда они, может, всего лишь поужинают твоей кровью — ты не должен обижаться! Я велела им сохранять тебе жизнь. Пока. И не смотри с таким страхом, не вздумай хныкать — мужчине это не к лицу! Моего решения ты все равно не изменишь, а себе навредишь. Так к чему же?.. Так вот, людей в твоем герцогстве к концу этой недели не останется вовсе. Ты можешь ездить днем куда угодно в пределах своих границ, мой лорд, делать что хочешь, но если ночь застанет тебя вне замка, вампиры прикончат тебя. Ясно?..
— Да…
— А теперь ответ на твой вопрос. Если случайно сюда забредет какая-нибудь девушка и, пожалев тебя, добровольно, без всяких просьб с твоей стороны — запомни это, без просьб! — захочет ночами сидеть с тобой, защищая от вампиров, и выдержит два месяца, я и мои ламии оставим твои владения, а ты снова станешь господином в этих краях. Но!.. Это не изменит ни твоей внешности, ни заклятья над временем — оно так и будет течь медленнее, чем в остальном мире: год будет равняться трем. Ты все так же не сможешь выйти за пределы своих земель и остаться при этом в живых. Все так же над твоими владениями будет вечный туман и никогда не покажется солнце. Просто — уйдем мы. Слушай далее! Я не требую того, чтоб эта девушка полюбила тебя — кто же полюбит живой труп!
Теодор дернулся, как от удара, а Марш невозмутимо продолжила:
— Но если твое ледяное сердце вдруг сможет забиться сильнее, если сможет затрепетать и заболеть, если ты сможешь полюбить…
— Полюбить?.. — прошептал герцог.
— Я знаю, что ты никогда никого не любил, но разбрасывался словами любви, словно мелкими монетами, не видя им никакой цены. Вот за это я и наказываю тебя именно так, Теодор. Так вот, полюбить — еще не все. Ты должен будешь доказать ей свое чувство… — Марш усмехнулась. — Ведь тебе в любви нужны доказательства, Тед, не так ли? Сейчас, я думаю, ты полюбить никого не можешь. Но со временем… Говорят, страдания меняют человека. Что ж, посмотрим! Страдания я тебе обещаю. Если ты полюбишь и докажешь свою любовь — тогда все чары развеются. А с твоей истинной внешностью, полагаю, ты ее не оставишь равнодушной…
Теодор сжал руками голову.
— С моей истинной внешностью… Марш, пощади меня! Верни мне красоту! Накажи меня как-нибудь иначе!.. Сделай меня хоть миловидным, Марш!.. Я не могу быть таким уродом… Я не могу, я не должен быть таким…
— Не хнычь! — безжалостно ответила волшебница. — Отныне каждый день ты будешь приходить сюда и смотреться в зеркало! Как раньше.
— Но…
— И посмей только возразить!
Голова Теодора поникла.
— Да, Марш…
— Есть кто-нибудь в этом замке?.. — раздался вдруг в гулкой тишине пустых залов незнакомый мужской голос, полней недоумения.
Герцог вздрогнул. Марш жестоко усмехнулась.
— А вот и кто-то из свиты ее высочества пожаловал… Что же вы не идете встречать гостей, милорд? Ведь, возможно, в образе принцессы Изабеллы приехал ваш шанс. Неслыханное везение, правда?
— Выйти к людям так… Таким…
— Ступайте! — гневно приказала хозяйка.
Юноша печально вздохнул и покинул бальный зал, низко опустив голову, чтоб спрятать лицо. Довольно скоро он вышел на грузного мужчину в одежде цветов ее высочества. Тот недовольно стоял посреди трапезной.
— А! Хоть кто-то из слуг! — воскликнул вновь прибывший. — Передайте герцогу, любезнейший…
— Я и есть герцог, — выдавил Теодор, не поднимая головы. Мужчина опешил.
— Что? Пыльное, грязное платье… вы…
— Одежду можно сменить, — невнятно пробормотал Теодор.
— Вы без шпаги…
— Ну и что? Я же у себя дома, — почти прошептал его светлость.
— Но герцог Теодор де Валитан — один из прекраснейших дворян королевства!
Герцог не смог сдержать сдавленного рыдания.
— Был…
Мужчина отступил на шаг. Теодор глубоко вздохнул.
— Вероятно, вы хотели мне сообщить, что приехала ее высочество?..
— Да… но…
— Вы видели… грозу?
— Грозу? О да! Принцесса так испугалась… В буре было нечто неестественное, да и этот свет, окативший нас… — придворный осекся, поймав себя на том, что разговаривает с этим подозрительным типом, как с равным. И тут раздался звонкий, нетерпеливый женский голос:
— Где же все-таки Теодор?
На пороге трапезной стояла хрупкая высокая девушка в белом платье и с алмазной королевской диадемой на белокурых волосах. Ее светло-голубые глаза казались насквозь промороженными. И как она была хороша! Герцог зажмурился от боли, пронзившей сердце.
— К вашим услугам, ваше высочество, — взяв себя в руки, учтиво поклонился он.
Его коронованная ровесница посмотрела так, словно юноша протянул ей дохлую крысу.
— Вы — де Валитан?.. — она надменно вскинула голову. — Ваш портрет очень льстил вам! Я не удивлена теперь, почему нам навстречу попадались толпы бегущих людей. Странно, что от такого господина не убежала мебель. Так-то вы готовились встретить свою принцессу?
— Надеюсь, вы извините меня, ваше высочество. Со мной случилось несчастье…
— Меня не интересуют оправдания!
— Я попал в беду, ваше высочество!
— Вот как?
— Но если вы пожелаете остаться…
Изабелла безжалостно, презрительно улыбнулась.
— С таким страшилищем, как вы? Ни минуты! Надеюсь, что никогда не увижу вас и при дворе. Возмутительно!
— Но за что?! — с мукой вскричал Теодор. Принцесса не ответила.
Вскоре во дворе прогрохотали колеса экипажа.
«И вот так теперь посмотрит на меня любая… каждая девушка! — горько подумал Теодор. — И я навсегда останусь таким… О, зачем я обидел Марш?!»
— А она очень похожа на вас, Тед, — раздался сзади тихий и даже немного печальный голос волшебницы. — Очень… Интересно, какими чудовищами выросли бы ваши дети?.. Упаси бог страну от таких наследников престола.
Герцог опустил голову.
Спустя несколько часов, после наступления темноты, Маршбанкс проводила его в главную замковую башню — на чердак под самой крышей. Указав на драный тюфяк, из которого торчала солома, она заявила, что отныне спать милорд будет здесь. Ни подушки, ни одеяла не предусматривалось. Правда, колдунья расщедрилась на огарок свечи.