Теодор Рузвельт. Политический портрет
Шрифт:
Демократы, даже если они не разделяли взглядов новой политической фигуры -г. Кливленда, увидели шанс покончить с господством республиканцев, используя их раскол. Для них наступил великий час. Четверть века партия находилась в загоне, четверть века она ждала. Атаку повели партийные публицисты. Они напомнили избирателям события последних лет: военный министр республиканской администрации, уличенный во взятке, подал в отставку; спикер палаты представителей с группой конгрессменов были замешаны в афере «Креди мобилье». В Вашингтоне под крылом республиканской администрации окопалась банда взяточников, коридоры власти заполнили всемогущие лоббисты монополий. Сенатор Хоар из Массачусетса выступил с катоновским красноречием: «Моя общественная деятельность... продолжалась немногим более одного выборного срока. Но за этот краткий период я видел, как пятеро судей Соединенных Штатов ушли со своих должностей под угрозой суда за коррупцию
Демократический конвент, собравшийся в июле 1884 года в Нью-Йорке, в качестве главного козыря держал эти обвинения республиканской партии. Внутренняя проблема, проблема выбора была практически решена: Гровер Кливленд стоял на голову выше своих конкурентов. Откровенно констатировалось то, что большинство выступает не за программу Кливленда, а за осуждение коррупции.
Г. Кливленд добился номинации. Характерны слова губернатора Висконсина: «Люди любят его более всего за то, что у него есть враги». Идя к ноябрьским выборам,г. Кливленд сумел воспользоваться расколом в рядах республиканцев. Разумеется, дело не обошлось без характерных для США разоблачений и скандалов. Политические детективы обнаружили, что лет десять назадг. Кливленд был близок с замужней женщиной, встал вопрос об отце ее ребенка. Подобные разоблачения, умело поданные, отвратили от Кливленда часть «независимых». Рузвельт присоединился к нападкам на кандидата с подмоченной репутацией. Однако эта линия не возобладала. Неизвестный оратор, выступая в университетском клубе, высказал весьма здравое суждение: «Из того, что я слышал, вытекает, что мистер Кливленд показал твердый характер и большие способности в общественной жизни, но его поведение в личной жизни вызывает вопросы, в то время как мистер Блейн в общественной жизни был слабым и нечестным, являясь в то же время превосходным мужем и отцом. Я прихожу к заключению, что мы должны избрать мистера Кливленда на общественную должность, для занятия которой он имеет такие превосходные качества, и предоставить мистера Елейна частной жизни, в которой он проявил себя столь выдающимся образом». Повлияла ли эта убедительная логика на избирателей или нет, но в ноябре 1884 года Кливленд был избран президентом.
Рузвельт чувствовал себя в эти месяцы неуютно. Он давно выступал против Блейна, но из партийной солидарности не считал возможным вести эту борьбу. Некоторое время обсуждался вопрос о его баллотировании в конгресс от первого округа на Лонг-Айленде. Взвесив шансы, Рузвельт отказался. День выборов он воспринял как национальное несчастье. Победа Кливленда, поражение К. Лоджа в Массачусетсе, мрачные размышления о собственном будущем - все это вызвало духовный кризис, привело Рузвельта к мыслям о переселении на Запад. Там, в краю мужественных поселенцев, его ждет простая жизнь, перемена даст отдохновение, а оно было ему необходимо после гонки 1881 - 1884 годов.
Дикий Запад и Клио
Многие годы «американская мечта» пряталась в недосягаемой дали Запада, куда направлялись повозки переселенцев. К последней четверти века уже не осталось свободных земель. Тотчас же не стало того, что называли «аграрной демократией».
Со времен Томаса Джефферсона, когда свободный фермер был назван «самым ценным достоянием государства», со времен Эндрю Джексона, когда западный фермер пришел в Вашингтон, фермерская масса составляла основу буржуазно-демократического порядка. Дальнейшее развитие капитализма разрушило патриархальные устои. Владельцы крупных, наиболее продуктивных ферм, объединившись с железнодорожными магнатами, начали душить своих менее удачливых соседей. Основная культура - пшеница резко упала в цене. Еще в 1881 году за бушель пшеницы платили 1 доллар 19 центов, а в 1890 году - только 40 центов. Цена кукурузы за то же время понизилась с 63 до 26 центов. Даже «вечная ценность» - земля стала резко дешеветь. Если во время последних пионеров, осваивавших незанятые земли, за акр платили 30 долларов, то в 1890 году - менее 5 долларов. Многие фермеры топили свои жилища зерном: это было выгодней, чем продавать его ниже стоимости. В ряде мест скот уничтожали просто потому, что девать его было некуда.
Чем лучше работал фермер, тем меньше был его доход. Чем больше производилось продукта, тем дешевле он становился на рынке. Ни один фермер не мог поверить, что всему виной перепроизводство. О каком перепроизводстве идет речь, если в городах живут полуголодные рабочие, да и среди фермеров голод не был незнакомцем. Недопроизводство - вот что видел разоряющийся фермер.
Кто, по мнению фермера, был его врагом? Прежде всего владельцы железных дорог, окружавшие станции элеваторами и регулировавшие закупочные цены. Тресты, устанавливавшие монопольные цены на мясо, инвентарь, технику, удобрения. Те, кто в легислатурах охраняли интересы денежных воротил и ничего не хотели сделать в защиту фермерских масс.
Фермера мучил следующий парадокс: когда ему нужны были средства для покупки орудий труда и удобрений, денег оказывалось до невозможного мало - банки выдавали их под огромный процент. Когда же наступала пора реализации урожая, цены на сельхозпродукты падали, доллар становился недосягаем. Но вот урожай был скуплен оптовиками - и доллар снова начинал падать, а цены расти. Спекулянты наживали на труде фермеров огромные состояния. В ответ фермеры могли выдвинуть лишь одно требование: заставьте печатные станки выпускать больше денег, тогда не будет недостатка в долларах, цены на сельхозпродукты вырастут и фермерский труд окупится. Это было наивное объяснение глубинной болезни капитализма. Под лозунгом «больше денег, больше серебряной монеты» собрались огромные фермерские массы.
В период президентства Гаррисона на Западе и Юге быстро выросла достаточно хорошо организованная сеть фермерских союзов. Вытесняемые на засушливые плато Скалистых гор, свободные фермеры оказались в невыносимых условиях. Урожаи падали, как и цены на сельскохозяйственные продукты. Невыплаченные долги по займам банкам были последним ударом. Пошли с молотка фермы Запада. Жители городов с восточного побережья приезжали, чтобы мельком взглянуть на свою новую собственность, недвижимость, политую потом разорившегося должника.
Не находя отклика ни в одной из двух общенациональных партий, фермеры выступили за создание независимого объединения. В 70-е годы возникает мощное «гринбековское» движение за суверенитет штатов, ограничение своевластия железнодорожных компаний и денежную реформу. Но сильнее оказалась вторая волна, когда отчаявшиеся фермеры 80-х годов начали массовое объединение политических усилий. В декабре 1889 года представители фермерских ассоциаций собрались в Сент-Луисе. Был создан союз под названием Национальный фермерский альянс. Пролетарии протянули им руку помощи. Организация «Рыцари труда» объявила о своем согласии с платформой альянса. Общие требования были таковы: закрытие национальных банков и выпуск необходимого объема бумажных денег; свободный выпуск серебряной монеты; налогообложение не должно быть таковым, когда одна группа населения наживается за счет другой части населения; железные дороги и телеграф переходят во владение государства.
Этот эмоциональный, хотя и неверно выраженный протест явился криком души миллионов американских граждан.
В сентябре 1883 года Рузвельт, получив приглашение поохотиться на бизонов, приехал в Литл Миссури, небольшое местечко в Дакоте. Ознакомившись с экономическими возможностями края, он заражается идеей заработать свой, полагающийся ему от американского бога, миллион в скотоводстве. Многоопытные (судя по разговорам) люди убеждают, что небольшая сумма, вложенная здесь, даст гарантированный барыш. Выдвигали аргументы: рынки Чикаго и Канзас-сити, близкие благодаря железным дорогам, ждут крупный рогатый скот, а вырастить его ничего не стоит, он сам поднимается на подножном корму. В последующие три года Рузвельт значительно поубавил отцовское наследство, вложив в скотобизнес более 50 тысяч долларов. Он купил два ранчо - Чимни Батт и Элкхорн Ранч неподалеку от Литл Миссури и теперь подолгу отрывался от нью-йоркских дел, каждый раз уезжая на Запад с надеждой на экономическую удачу.
Бегство от городской суеты приобрело зимой 1884 года печальный смысл: 14 февраля 1884 года Рузвельта постиг двойной удар. Ночью от тифозной лихорадки скончалась его мать, Марта Рузвельт, а днем после родов умерла жена, Алиса Рузвельт. Два гроба стояли рядом в пресвитерианской церкви на Пятой авеню. В день похорон двадцатипятилетний Рузвельт записал в дневнике: «Отныне моя жизнь кончена и для радости и для печали». В колыбели лежала дочь, которой шел четвертый день, а Рузвельт уже умчался в столицу штата, в Олбани. Это было бегство от потерь, и таким же в дальнейшем было бегство в глушь Дакоты. За исключением написанных летом мемуаров он никогда больше не упоминал о своей супруге. Они заканчивались словами: «Свет ушел из моей жизни навсегда».