Теорема опавших листьев
Шрифт:
Игорь Кильбия на этот раз сам забрал у меня из рук лист, как только я оторвался от чтения.
«Установив взрывные устройства, они взяли паузу. Не просили о переговорах, не выдвигали требований, а, собрав в одном месте всех заложников, просто ждали. И, как вы видите из показаний Николая, в дальнейшем у них случился конфликт. Инициатором которого стал кто-то из своих. В вашей памяти по-прежнему никаких подвижек в эту сторону?», – он навис надо мной, сверля рыбьим взглядом из-под массивных очков.
Получив отрицательный ответ, мне вручили очередную бумагу. В самом верху стояла пометка «Арина К.». Почерк, в отличие от предыдущих, был другой, трудночитаемый.
«Мы с подружками зашли посидеть в кафе после кино. Со мной были Евгения С (фамилии у всех после первой
У меня забрали показания.
«Как видите, один из участников, эм, этой вооруженной банды по непонятной причине открыл огонь. И вызвано это было появлением неких девушек, – Игорь Кильбия вернулся на свое место. – Я осмелюсь даже предположить, что не всех девушек, а одной конкретной. Той самой, которую неизвестный повалил на пол и таким образом убрал ее с линии огня. Весьма занимательный факт, не так ли?».
На меня вопрошающе посмотрели, но я никак не отреагировал.
«А если я скажу, – он картинно приподнял руку с выставленным указательным пальцем, – что на той девушке при обнаружении был надет противогаз. И впоследствии среди нападавших только у одного участника не нашлось противогаза. Я склонен считать, что он сам отдал ей свой собственный противогаз, чтобы уберечь от воздействия вещества».
Я молча слушал его дальше.
«Таким образом, – Кильбия опустил руку, кашлянул в кулак, пробежался взглядом по столу и уставился на меня. – Некий член вооруженной группы ни с того ни с сего атаковал своих подельников. Из-за чего? Или это и было частью плана? Атаковавшие изначально вели себя нехарактерно для подобных ситуаций».
Вопрос адресовался мне, но я не нашелся, что ответить и лишь пожал плечами.
«Мне нужны ответы, Никита. Здесь и сейчас, на этом самом месте. Я пребываю в твердой уверенности, что информация у тебя имеется, – напористо потребовал мой дознаватель, который сразу весь выпрямился, исчез куда-то рыбий взгляд. – Потому как этим нападавшим был ты. И это твой противогаз нашелся на Евгении С.».
Казалось, это человек, сидевший напротив меня, играет в какую-то игру, единственной целью которой являлось запутать меня, заставив поверить в белиберду.
«Ты единственный уцелевший из нападавших, – продолжал удивлять новыми подробностями Игорь Кильбия. – И единственный, кого мы смогли идентифицировать. Остальных ни по внешности, ни по отпечаткам пальцев, ни по каким-либо другим критериям опознать не удалось. Мотивы их неизвестны, цели неведомы. У мертвых ведь не спросишь. Где вы достали оружие и взрывчатку – загадка. Почему совершили это нападение и как его готовили – тоже тайна за семью печатями. Вот, казалось бы, перед нами выживший, – словно обращаясь к невидимым собеседникам, окружавшим его, он указал на меня, – но и здесь вопросов больше, чем ответов. Нет никаких зацепок и намеков, каким образом ты попал в эту историю. Все везде чисто. Где бы мы не рыли, перед нами каждый раз возникала лишь обыденная жизнь ничем не примечательного человека».
Мой собеседник поднялся (на это раз легко и пружинисто, полностью освободившись от всей своей грузности) и стал расхаживать рядом, заложив руки за спину.
«Или вот еще, – он на ходу подтянул рукой папку со стола. – Патологоанатом пишет в заключении, что восемьдесят процентов огнестрельных ранений приходятся на район головы. Каждое наповал. Спрашивается, откуда такая меткость? По документам с оружием ты дел не имел, да и со слов твоего окружения, о таком опыте они не знали. И потом, – Игорь оттянул свободной рукой очки на край носа, – ты умудрился схлопотать четыре пули. Две из которых задели жизненно важные органы. Плюс отравление. Но при этом выжил. Удивительная живучесть для рядового обывателя».
Как бы между делом, Кильбия достал из кармана небольшую фотографию и положил ее передо мной. На ней была запечатлена девушка.
«Это Евгения, – не поворачивая головы, постучал он пальцем по фото. – Да-да, та самая. Насчет нее получилось выяснить интересное. Ранее вы с ней были знакомы. По полученной информации ваше общение обстояло в сугубо дружеском ключе и длилось недолго. Скорее всего, это не совсем верные данные, беря в расчет то, как ты вел себя».
Он смотрел на меня, ожидая ответов. Но я ничем не мог помочь. Вся эта история выглядела как заправский боевик, который я увидел со стороны, и с моей собственной личностью эти события никак не ассоциировались.
«Конечно можно было озвучить вопросы о степени вашего знакомства ей самой, – Игорь убрал фотографию. – Однако ее ранило при перестрелке. Она потеряла много крови и надышалась отравляющим веществом, прежде чем вы смогли нацепить на нее противогаз. Хочу заметить, это ее и спасло. Все остальные потерпевшие с подобной кровопотерей и попав под воздействием газа, погибли. Опять же кроме вас. Вы демонстрируете удивительную тягу к жизни».
Здесь он, как мне показалось, следующие слова произнес с ранее не появлявшейся в его речи интонацией: «Кроме того, имеется еще одно обстоятельство, в силу которого узнать у нее что-либо не получится. К сожалению, несколько дней назад ваша знакомая скончалась от осложнений».
Я продолжал молчать.
«Что же, – Игорь Кильбия снова потяжелел, ссутулился и принялся складывать бумаги обратно, – на сегодня достаточно. Потребуется время, чтобы все переварить. Но вы должны знать, что вы единственный ключ к разгадке, почему в тот день погибли 42 человека, включая женщин и детей. Мы перебрали все варианты и, кмх, не нашли ничего».
Меня вывели и уже совсем скоро я сидел в своей палате, пытаясь понять и осознать услышанное. Все это казалось каким-то страшным сном, сказкой с несчастливым концом.
Кильбия проводил очередной допрос. После предыдущего мне дали отдохнуть два дня. Все в том же помещении, все так же я сидел напротив него и слушал.
«Надеюсь, вам хватило времени переварить, хм, услышанное? – довольно благосклонно поинтересовался он. – Не каждый день узнаешь, что виновен в смерти такого количества людей. Есть ли прояснения в памяти?»
А прояснений у меня никаких и не произошло. Еще бы, откуда им взяться, когда все эти два дня меня лишь терзала мысль о том, как я мог участвовать в таких не поддающихся пониманию вещах. И пускай я не помнил себя в тот момент, внутри нарастало стойкое отторжение и осознание всей чудовищности ситуации. Чувство это множилось. И я находился в полной уверенности, что до кульминации еще далеко. Те кадры, что показывали мне – среди групп вооруженных людей, которые били прикладами женщин и детей, расстреливали убегающих, присутствовал я. Это мои руки в крови. Я убийца. Убийца ровно таких же, как я людей. С чувствами, желаниями, мечтами и воспоминаниями. Хотя последних у меня как раз и не имелось.