Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
— Почитай, — попросил он. — Накропал тут материалец… Только не знаю, что это. Фельетон? Очерк? Репортаж?
— Жанр не так важен, — сказал я, пролистывая статью. — Важна суть…
Речь в опусе шла о жене министра. Побывав в Пакистане, она приобрела там два брильянтовых колье и три норковых шубы. "На какие деньги?" — гневно вопрошал автор. И сам же отвечал: "На народные!" В подтверждение чего приводилась запись телефонного разговора министра с самим Президентом. Пакистана. Написано было гладко. Пораженный столь бурным профессиональным
— Откуда эта расшифровка? Она — настоящая? Уверен ли ты в подлинности сведений о дорогих покупках?
Юный Маркофьев снисходительно скривился:
— Разумеется… Пленку мне передали надежные люди. Будь спок. И чеки на приобретение шуб и колье тоже имеются… Кстати, с точными номерами кредитных карточек, с которых списаны деньги…
Ответ меня не убедил.
— Ты не был мастаком по этой части, — промямлил я. — Скроено разоблачение, должен признать, лихо… Но как возникла тема? Откуда прикатилась задумка?
Он помялся.
— Да сел… Подумал… Напряг извилины… И само вылилось.
Мне стало не по себе. (Я вспомнил чеки и квитанции, которые предъявляла после моих загранкомандировок Вероника.) Понимал ли мальчик, в какие мрачные тенеты вторгается? Каких деликатных, опасных и высоких сфер он коснулся? Уж я-то знал: в столь опасных обвинительных вердиктах все должно быть выверено досконально! Молодой человек мог быть дезориентрован недоброжелателями. Он мог угодить в пренеприятнейшую историю. Мой долг был его предостеречь.
— Конечно, тебе хочется напечататься. Понимаю, — сказал я. — Но газета должна сообщать только достоверные, проверенные данные…
Он вытаращил глаза:
— Это кто сказал?
Я продолжал тоном умудренного знатока:
— Иначе читатели перестанут ей верить. Была ли проведена экспертиза пленки? Откуда убежденность, что на ней голоса именно министра и Президента? Да и вообще: кто может прослушивать телефон первого лица в стране? А если это лажа?
— Все точно, — нетерпеливо дернул плечом он. — Проверь, нет ли грамматических ошибок. А за фактуру я ручаюсь. Ну же! Надо скорей засылать и верстать на первую полосу…
Я не знал, какие еще доводы способны его убедить.
— Что до магазинных чеков… Сам подумай: кто даст сведения о своих клиентах? Какой банк или супермаркет? Тайна вклада и там и там охраняется строжайше!
— Да ладно… Я тебя умоляю… Чеки подлинные, — перебил меня он. — Так же, как и телефонный перехват…
Он не осознавал всей степени опасности, которая грозила ему и газете. Слушая меня, Маркофьев-внук поглядывал на меня даже отчасти покровительственно.
— Ты бывал за границей? — спросил я. — Вот ты зашел в магазин. Сделал покупку. А следом за тобой явился некто и потребовал отчет о твоих тратах. Да этого любопытного просто выгонят! Чеки владелец магазина отдаст только под пыткой каленым утюгом!
Маркофьев-младший поковырял ногтем в зубах (привычка, присущая и его деду) и изрек:
— Не утюгом, а электропилой…
— Шутишь? — сказал я. — А вот мне не до шуток. Кто-то затеял затянуть тебя в рискованную передрягу… Боюсь, подстрекающие тебя к публикации люди не слишком порядочны и чистоплотны…
— Серьезная организация, — осадил меня он.
В ближайшем номере газеты статья была напечатана. Она и точно произвела эффект разорвавшейся бомбы. Вокруг все о ней только и говорили.
Редакционный шофер, подвозивший меня до дома, восклицал:
— Президенту там у них теперь не усидеть и не устоять!
Парикмахер, к которому я заглянул постричься, озабоченно интересовался у своего коллеги, трудившегося над подравниванием шевелюры клиента:
— Как думаешь, не убьют этого маленького Маркофьева? Какой смелый! Самый смелый сейчас журналист! Он, пожалуй, переплюнул и заткнул за пояс Ивана Грозного…
Тираж газеты еще больше вырос.
Через несколько дней Маркофьев-внук пришел на планерку с синяком под глазом.
— Подрался? — спросил я.
Он смерил меня презрительным взглядом и объявил:
— На меня было совершено нападение. Но меня не запугать!
По его словам, ситуация развивалась так: в восемь вечера к дому, где он проживал, подкатила пожарная машина и по лестнице, которую она выкинула, в квартиру смелого разоблачителя на двенадцатом этаже проникли люди в камуфляжной форме и масках. Они приставили Маркофьеву-внуку к горлу нож и заявили, что, если он не угомонится в своих нападках на власть, то поплатится за это. Ударили в глаз, спустились по той же пожарной лестнице, машина втянула ее в свое нутро и уехала.
— Номера были заляпаны грязью! — приводил запомнившуюся подробность Маркофьев.
Он требовал, чтобы материал о налете с целью устрашения был напечатан в специальном экстренном выпуске. Редколлегия проголосовала за это предложение единогласно. Сомнение выразил только я.
— Хотелось бы точности, — сказал я. — Чтобы читатели не подняли нас на смех… В восемь вечера люди обычно не спят. Значит, соседи видели и пожарную машину, и людей в масках. Тем более, темнеет сейчас поздно. Странно, что они не подняли тревогу… И потом, зачем лезть в окно, если проще подкараулить неугодного в подъезде? О каком вообще доме и квартире идет речь? Если не ошибаюсь, ты сейчас гостишь у дедушки, в его особняке… Под охраной десяти омоновцев…
По лицу Маркофьева-младшего скользнула тень.
— У меня есть городская квартира… И не одна…
— Я в курсе. Но до двенадцатого этажа никакая лестница не дотянется и не достанет!
— Планерка закончена! — объявила главная редакторша (и мать пострадавшего).
Материал был опубликован. Двенадцатый этаж заменили шестым. А пожарную машину — вертолетом.
Маркофьев-внук стал ходить в камуфляжной форме и военных сапожищах. На боку красовалась кобура. Вход в его кабинет охраняли четверо дюжих молодцов. Он страшно рисковал собой — ради родной газеты. Маркофьев-основоположник мог гордиться таким самородком!