Теория катастрофы
Шрифт:
По пути она осмотрелась, но тарелки с недоеденными — едва начатыми! — бутербродами не нашла — какие-то старательные слуги или роботы её прибрали — и чертыхнулась.
— Робби, закажи мне что-нибудь в комнату, — попросила она, — я жутко проголодалась…
— Ещё бы, столько времени прыгать, как коза… — проворчал Робби. — Никакого понимания королевского статуса…
Пока разгорячённая Никки с наслаждением принимала душ, ей сервировали на деревянном столе тарелку бутербродов с копчёным лососем и угрём и поставили вазу хрустящих хлебцев с сыром и орехами.
Резной
— Совсем другое дело! — сказала бодро Никки. — Можно спокойно поесть, без дипломатических представлений и дурацких развлечений.
Окно было приоткрыто, и ветерок доносил до Никки аромат королевских магнолий и деловитое посвистывание невидимых птах на фоне журчания водопада.
Вдруг девушка услышала странные заунывные звуки — плач или стон. За окном сидела на ветке серая белка, искоса смотрела на аппетитно жующую Никки, хлестала хвостом по воздуху и жалобно стонала.
Никки раздобыла из хлебца кусок ореха и показала расстроенному зверьку.
Белка без промедления прыгнула на подоконник, встала на задние лапы и забарабанила мохнатыми кулачками в стекло.
Никки открыла окно шире и протянула орех. Белка мгновенно выхватила его, едва не прокусив палец девушки острым зубом.
— У тебя прекрасный аппетит! — заметила Никки и насобирала горсть орехов. Белка с ума сошла от счастья. Она набивала орехами рот, брала оставшиеся ядра в кожаные ладошки, но щёк и лап не хватало, и белка в смятении никак не могла решить, что делать: надорваться, но съесть всё это богатство прямо здесь, или частями таскать его в гнездо, волнуясь за оставшееся без присмотра сокровище. Глаза зверька безнадёжно разбежались.
Раздался стук в дверь — за Никки зашла королева Анна и позвала гулять в парк.
— Ты ловкая и грациозная девочка! — одобрительно сказала королева Шихина. — Ты поразила сегодня многих молодых людей!
— Вы имеете в виду — поразила стрелой в лоб?
— Что-то вроде этого! — засмеялась Анна.
Личная часть дворца Шихиных располагалась под стеклянным небом, непрозрачным при взгляде сверху и прозрачно-синим изнутри. Вся остальная часть замка-небоскрёба высилась над куполом и была занята деловыми офисами.
Вокруг замка раскинулся огромный парк или даже лес — с сопками и горными распадками, речками и озёрами. Никки с Анной сели в открытый гольф-автомобильчик и поехали на лесную экскурсию, весело болтая о всякой всячине.
— Я училась в университете как художник-пейзажист, но у меня… не получалось передать с красками очарование природного ландшафта. И вот я, неудачливый живописец, стала ездить по миру, смотреть на удивительные картины, сотворённые природой, и думать — в чём секрет их очарования? Почему, когда я вижу уральскую еловую долину с шумной прозрачной речкой, средиземноморскую голубую бухту или крымскую белую яйлу в зарослях сосны и можжевельника, у меня захватывает дух от восторга? Какое послание, важное для человека, вложено в каждый пейзаж? Как природа ухитряется достигать эффекта такого эмоционального воздействия — большего, чем картины самых талантливых художников?
— Космические пейзажи тоже впечатляют, — задумчиво сказала Никки. — Когда на моём астероиде всходило солнце и скалы отбрасывали длинные тени, а над горизонтом плыли две полных луны, то мне казалось, что я слышу музыку — мрачную, но величественную.
Анна кивнула:
— Есть незамысловатая теория, что пейзажи резонируют с внутренними древними ожиданиями человека: речка приятна из-за рыбы, лес — из-за зверя, горы — из-за пещер, в которых можно укрыться… Но удовольствие от космических пейзажей опровергает эту концепцию — в космосе нет ничего, что бы могло понравиться нашей первобытной, полуголодной сущности. Поэтому эмоциональная эстетика пейзажа всё ещё загадочна.
Я видела в Париже человека, рисующего цветным песком многометровую картину на полу концертного холла. Рисунок был пёстрый и сложный: по краям — греческий орнамент, в середине — стилизованная птица пустыни Наска. Вечное искусство, живущее до первого порыва ветра. И я подумала — а что, если творить не красками и песком, а скалами и деревьями? Создавать крупные ландшафты, которые будут сравнимы с природными по воздействию на человека и станут практически вечными произведениями искусства.
Никки согласилась:
— Особенно на Луне. Здесь даже человеческие следы на песке сохраняются миллионы лет — дольше египетских земных пирамид.
Узкая дорога вилась среди крупных скал, выбегала на неожиданные поляны, вброд пересекала разлившиеся ручьи — Никки не успевала ахать от восторга.
Они остановились на перевале. Открылся вид на круглую уютную долину, заросшую смешанным лесом. Анна объяснила:
— Лес подобран так, чтобы весенние почки — красные, салатные и жёлтые — вместе с белыми и розовыми цветами догвудов и вишен превращали серый зимний лес в разноцветный — ещё до появления зелёной листвы.
Тридцатиметровый водопад, падающий в круглое озеро, поразил Никки. Они с Анной остановились на берегу и увидели сочную радугу в водяной пыли, поднятую медленно падающей литой струёй. Какие-то рыбки, сверкая чешуёй, успевали носиться в летящем хрустале.
Никки обратила внимание на хорошо протоптанные тропинки в лесу.
— Кто здесь ходит? — удивилась она.
— Экскурсанты, — ответила Анна. — Этот парк открыт для публики пять дней в неделю. Но сегодня здесь никого нет… Я люблю гулять в лесу одна, — извиняющимся тоном сказала королева.
Они заехали в узкое ущелье, где журчал горный ручей. В растительном полумраке пахло сыростью и прохладой. По тесным скалам карабкался красный плющ.
Королева неожиданно остановила тележку и замялась:
— Никки, у меня личная просьба. Дело в том, что я… страдаю фобией по отношению к медикам и рентгену. Не хочу говорить — почему… но таковы факты. Ты правда можешь просветить человека насквозь?
— Да, — кивнула Никки.
— В последнее время меня стало беспокоить моё здоровье, но я никак не могу решиться пойти к врачам. Алекс страшно ругается, но сделать со мной ничего не может…