Теория коллапса
Шрифт:
– Эта мёртвая девушка выиграла в семь лет свою первую награду за лучшую детскую роль. Каждый год она непременно занимала высокие места в киноиндустрии. Если она соглашалась работать в каком-то фильме – тот был обречён на успех. Теперь понимаете? Вероятно, кто-то очень богатый, сделал «заказ», чтобы тело выкопали и разместили у него дома, как эталон самой успешности…
– Этот кто-то очень богатый, очень сумасшедший, что ли? – нахмурилась я.
– Знаете… Этого никто не замечает или делает вид, что не замечает. Во всяком случае, об этом не говорят.
– Насколько нужно быть психопатом, чтобы разрыть могилу умершего человека?! Он же умер. Неважно, насколько он был знаменит и богат. Неужели даже тогда нельзя человека оставить наконец-то в покое?!
– Просто я вот что сейчас подумал… Вдруг ваш сын всё же видел тех, кто украл мёртвую девушку. А может быть, он даже знал тех, кто это сделал. Потому и молчит. Потому что боится их.
– А ведь и точно, – вспомнила я. – Алёша очень странно начал вести себя с тех пор. Я это списывала на переживания от несостоявшейся свадьбы. А вдруг он и правда узнал тех, кто украл покойницу?! Тогда, это означает, что он знает, кто его обокрал. Знает, и молчит.
– Именно, – кивнул Никита, а я всплеснула руками.
– Что ж делать-то? Алёша ж, наверное, с ума сходит, а рассказать не может, потому что боится. Ой, мамочки. Не было б беды из-за этой мёртвой. Ладно б живая, я понимаю. Но покойница-то кому нужна. Из-за неё в тот день все переполошились. Людей на станции и на автобусных остановках чуть не раздевали. Только стариков не трогали, а молодых прямо досматривали. Для чего, спрашивается, если покойницу с утра украли. Днём-то чего уж кипишь поднимать?!
– Должен вам признаться… я очень заинтересован в этом деле. Хочу помочь вернуть вам деньги и открыть правду, чтобы виновных наказали, – парень сказал это с такой искренностью, что беспрекословно поверила ему. – Если разрешите, могу ли взглянуть на комнату вашего сына. Может там увидим какие-нибудь подсказки.
Я без колебаний провела парня в комнату Алёши.
Первым делом, он уставился на компьютер. Затем подошёл к книжной полке и начал разглядывать книги.
– Ваш сын знает иностранные языки? – спросил он.
– Нет, откуда? – удивилась я.
– У него книги из Кембриджского университета и поэзия восемнадцатого века. На французском. Кажется… в оригинале, – ответил Никита.
– И что это значит? – не поняла я.
– Значит, что вот эта книжка стоит не меньше, чем десять тысяч долларов. Если не больше, – почесал парень затылок. – И она здесь, не единственная ценность. Вот, например, этот горшок, в котором Алексей хранит карандаши. Если не ошибаюсь – это настоящий китайский фарфор. Не знаю, какой эпохи… но, видите эти трещины? Они говорят о древности данного изделия, – парень огляделся и сказал: – Если собрать всё содержимое комнаты, можно купить, несколько пентхаузов, или выкупить чей-нибудь успешный бизнес. Или уехать в Швейцарию на постоянное место жительство, выкупив там чей-нибудь бизнес.
– Что вы
– Только то, что ваш сын не тот, за кого себя выдаёт. Кем, говорите, он работает?
– Пишет для газет статьи… наверное, – пробормотала я, совсем обалдев. – Да он эту рухлядь на свалке нашёл, – махнула рукой и нервно рассмеялась.
– Поверьте, такие вещи не валяются на помойках, а продаются за очень большие деньги с аукционов…
– Это же Россия! Тут может быть всё, что угодно! – запротестовала я.
– Я бы подумал, что это возможно. Одна или две очень дорогих вещи – допустимо! Но их здесь столько… прям сокровищница Али-Бабы. Это просто невероятно! И IMac последней модели…
– Кто? – обалдело спросила я.
Только что услышанное никак не желало укладываться в голове.
– Компьютер вашего сына. Такая модель стоит больше трёх тысяч долларов. Понимаете? Даже люди со средним достатком не могут позволить себе такое удовольствие. Что уж говорить о парне из деревни.
– У нас городской посёлок, – нахмурилась я, потому что протестовать на остальное не могла.
– Простите, из городского посёлка, – поправился журналист. – Одного не понимаю. Зачем парню в городском посёлке все эти вещи? – Никита подобрался к столу и взял с него листок: – А это что? – удивлённо спросил он.
Я подошла и выхватила у парня из рук листик в клеточку, на котором почерком сына было написано:
«Извини, мама. Нужно срочно уехать. Если не будет денег, можешь продать одну из книг на полке вот этому человеку (имя и номер телефона прилагаются). Меня не будет пару лет. Так что хорошо питайся и не перетруждай себя работой. Твой Алёша».
– Это что ж такое-то? – взревела я. – А ну пойдём скорей на почту! Сейчас задам ему трёпку. Уехать он собрался…
Быстро накинув куртку и резиновые сапоги, я поспешила в сторону почты, когда Никита окликнул:
– Давайте на машине.
Когда ворвалась в почтовое отделение, то, не заметив там сына, прижала почтальоншу:
– Мой сын был сегодня?
– Был, – кивнула почтальонша, удивлённая поведением.
– Что в бандероли?
– Ты же знаешь, что я…
– Я знаю, что ты любишь всунуть нос куда не надо. И не отвинчивайся, что посылки не вскрывала! – накинулась на неё пуще прежнего.
– Ну вскрывала, – проворчала Валька.
– Что было в посылке?
– В бандероли, – поправила Валюха.
– Один чёрт, как это называется. Я спрашиваю, что там было?
– Там… странное дело…
Валька покосилась на парня рядом со мной. Поняв красноречивый взгляд, последовала за ней вглубь почтового отделения. Никита тоже попытался пройти. Пришлось резко осадить парня, что это не его дело.
– Говори, – сказала я Вальке, когда остались наедине.
– Там был паспорт.
– Чей паспорт?
– Паспорт твоего сына. Прошлогодний, который он потерял. Только не с его именем.
– В смысле не с его?