Теория невероятностей
Шрифт:
– Какую девочку?
– Ксюшу. Дочку тети Тани.
– Это еще зачем?
– Она осталась одна, у нее нет родственников. И теперь ее наверняка заберут в детский дом.
– И что?
– Матвей, мы с Таней были как сестры. Даже ближе. Разве я могу допустить, чтобы ее дочь росла в детдоме? Я хочу взять ее к нам.
– Насовсем? Жить?
– Ну да…
Матвей отшатнулся с диким воплем:
– Мама, ты что?! С ума сошла?
– Матвей! Ты как разговариваешь? – нахмурилась мама, но Матвей ее не слышал.
– Зачем нам такая пискля! Она мне в Турции за два часа надоела, а ты хочешь, чтобы она жила с нами?! – кричал он, возбужденно размахивая руками. – Ты что?! Хочешь к нам привести чужую девчонку?!
– Это не чужая девчонка, – сухо сказала мама. – Это маленькая несчастная девочка, которая в десять лет осталась без мамы. С кем ей жить?
– Не наше дело! Она нам никто!
– Матвей! Прекрати!
– Ты уже все решила, да? Одна? А ты нас с папой спросила?
– За папу не беспокойся, он поймет. И поддержит. Я поговорю с ним завтра утром. А вот от тебя я такого не ожидала. Неужели тебе не жалко Ксюшу?
– Жалко, не жалко – какая разница? Зачем тащить ее к нам?!
– Матвей! Ты сам себя слышишь? Что ты такое говоришь?!
– И куда ты ее поселишь? В свою комнату я ее не пущу!
Зазвонил домашний телефон. Мама взяла трубку, сказала, что уже выходит, и умоляюще посмотрела на Матвея:
– Такси ждет. Сынок, давай не будем ссориться. Я просто не могу поступить иначе, понимаешь?
– Не понимаю! – возмущенно выкрикнул Матвей. – Потому что ты меня тоже не понимаешь! Это твоя подруга, а не моя! Почему я должен мучиться и терпеть ее дочь у себя в квартире?
– Квартира не твоя, а папина, – устало сказала мама, застегивая дорожную сумку. – Вот он и будет решать.
Взяв свои вещи, она пошла в коридор.
– Если ты вернешься с этой Ксюшей, ты меня больше не увидишь, – бросил ей вслед Матвей.
Мама вновь появилась на пороге гостиной:
– Прекрати так себя вести! Ты невыносим! Я вернусь с Ксюшей, нравится тебе или нет. Я не брошу Таниного ребенка из-за твоего упрямства. Все. Я ушла. Я тебе позвоню из аэропорта.
– Я не возьму трубку!
– Тетя Валя будет заглядывать к тебе.
– Я ей не открою!
– Как жаль, что у меня сын, а не дочь! – в сердцах воскликнула мама. – Дочь бы меня поняла!
– Вот и рожала бы дочь! Зачем меня родила?!
Мама повернулась и ушла, громко хлопнув входной дверью. Матвей в отчаянии застыл посреди комнаты.
В квартире было темно, светился лишь экран монитора да красные цифры электронных часов. Половина десятого. Матвей сидел на подоконнике, обхватив руками колени. Мама ушла около трех часов назад, но он до сих пор не мог прийти в себя. Даже переодеться забыл, остался в джинсах и джемпере. Впрочем, так даже теплее. Отопление в их доме еще не дали, и по ночам было довольно прохладно.
Как мама могла с ним так поступить? На кого она променяла родного сына? Какая-то противная дочь какой-то чужой тетки будет теперь жить в его доме! Есть за кухонным столом, умываться в ванной, сидеть на диване перед телевизором. И при этом все время канючить, ныть и кукситься, как в Турции. Нет, мама точно не в себе. Как можно было вообще до такого додуматься?
– Лучше бы собаку завели, – горько сказал Матвей в пустоту. – И то больше пользы.
Наверняка его теперь заставят возиться с этой девчонкой, водить в школу и домой. Он вынужден будет разговаривать с ней, отвечать на глупые детские вопросы, помогать с домашкой. Еще и за свой компьютер пускать! Ну уж нет, дудки! Если хотят, пусть нянчатся сами с этой Ксюшкой. А он врежет замок в дверь своей комнаты, закроется на ключ и будет жить один. И не станет ни о ком думать. О нем же никто не думает.
Матвей прижался носом к холодному стеклу. Свет фонаря выхватывал из темноты скамейку у подъезда и ряд припаркованных автомобилей. Остальная часть двора тонула во мраке. Возле скамейки мелькала какая-то тень. Матвей присмотрелся: да это же тот самый щенок, который увязался за ним утром! Ну да, точно он. Матвей открыл окно и посвистел. Щенок покрутил головой, увидел его и тоненько тявкнул.
– Ну что, бедолага, – сказал Матвей, – никому ты не нужен? Как и я.
В кармане зазвонил телефон. Матвей достал его, взглянул на экран. Мама. Наверно, из аэропорта. Хочет сказать, что вылетает. Ну и пусть летит куда хочет. И возвращается, когда хочет и с кем хочет. В их семье каждый поступает по-своему, не считаясь с другими. И он тоже.
Матвей сбросил вызов, сунул телефон в карман и, прежде чем закрыть окно, снова посвистел щенку:
– Жди меня, я сейчас.
Он натянул в коридоре куртку и выскочил из квартиры, торопливо заперев входную дверь на один оборот ключа. Конечно, надо бы на два, но ведь он ненадолго. Только щенка поймает и вернется. Ну и что, что мама против? С ним же поступают несправедливо. Почему он не может ответить тем же?
Возле скамейки щенка уже не было. Матвей постоял, вглядываясь в темноту, потом негромко свистнул. На освещенный пятачок выкатился мохнатый клубок и с визгом метнулся к его ногам. Матвей наклонился и потрепал щенка по ушастой голове:
– Ну, тихо, тихо. Чего верещишь? Сейчас пойдем домой, колбаски поедим.
Он взял щенка на руки, повернулся к подъезду и застыл на месте. Перед ним стояли ухмыляющиеся гопники. Все трое. Матвей от неожиданности разжал руки, щенок съехал по его куртке и мягко плюхнулся в сухую листву.
– Ну что, малек? Думал, ты самый умный? – нехорошо улыбаясь, проговорил Грек. – Тебе говорили, что ты пожалеешь? Медуза, скажи, ему говорили? А он не верил.
– Сейчас поверит! – заржал крупный.
Путь к подъезду был закрыт. А значит, и к спасению тоже. У Матвея разом вспотела спина, а горло перехватило так, что он не мог даже пикнуть. Он медленно попятился.
– Иди к нам, человеческий детеныш, – кривляясь, позвал Пушкин и протянул к нему руку.
Матвей сорвался с места и побежал назад, через детскую площадку. Гопники, словно только этого и ждали, бросились за ним. Матвей несся в темноте, мимо призрачных очертаний качелей и горок, перепрыгивал кучи сухих листьев, все больше удаляясь от дома, а отморозки гнали его, как охотники дичь, со свистом и улюлюканьем. Даже, кажется, специально не догоняли, чтобы подольше помучить. Чтобы он устал и сдался сам.