Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
У господина Жагина были деньги. И большие. Все, что зарабатывал, он мудро вкладывал в цементный завод своего племянника, откуда получал приличный дивиденд. Да, деньги были большие. Но если к большим деньгам прибавить большие деньги, то получатся очень большие деньги! Эндрю Васильевич сделал логический вывод и вытер потный лоб рукавом.
— Чего вы от меня хотите? — задал он вопрос холодно, играя на том поле, где считал себя лучшим из лучших.
— Мы хотим выступать, — ответила Настя, как пионерка
— Все хотят выступать! — парировал господин Жагин. — Вы вели когда-нибудь концертную деятельность?
— Нет, — призналась она и смотрела на продюсера, как на бога.
— И что вы хотите?.. Надо шить костюмы… Реклама… Как вы хотите, чтобы я рекламировал ксилофон?.. Жуть какая-то! Понимаете, сколько денег придется вложить? А где гарантия, что они вернутся? — Настя опустила глаза. — Вот и я о том же! Прийти к вам богатым человеком, а уйти нищим?!! Не уж, позвольте! Вы должны слушать меня беспрекословно! Полное подчинение, как в армии! Никаких беременностей и отношений с кордебалетом и бэк-вокалистами!..
— Вы с ума сошли?!
Господин Жагин вновь услышал этот проникающий во все его клетки голос и заволновался:
— Не понял?
— Какой кордебалет?! — На продюсера смотрели горящие глаза головы на вывернутой шее. Огромная черная борода с нитками седины. — Какой бэк-вокал?.. Пугайте юных вокалисток!.. Ваши профессиональные вопросы нас не интересуют, все, что необходимо, — в вашей компетенции. Ездить будем сначала по маленьким городам и поселкам…
— Позвольте! — возмутился продюсер. — На чем же я отобью вложения?
— Мы гонорары брать не будем, — объявила Настя. — Деньги только на необходимое.
— Да где ж я вам столько площадок возьму, на которых не стыдно показаться!
— Если люди приходят — нигде не стыдно! — сказал Иван.
— Я серьезный продюсер! — разозлился господин Жагин. — Мое имя не может стоять на афише в какой-нибудь Хацапетовке! Это вам не стыдно! А я тридцать лет в профессии!
— Называйте себя импресарио! — предложил Иван. — Я имею понятие, о каких деньгах идет речь.
Неожиданно внимание Самого привлекло окно. За двойным стеклом, уцепившись за серый отлив, сидела огромная птица с красной головой.
— Ой, дятел! — неожиданно по-детски воскликнул продюсер. — Какой большой! — Потом он увидел, как его Помазок сидит возле открытой форточки и облизывает лапу. А через мгновение огромный дятел взлетел, ухватил кошку клювом за загривок и тотчас исчез за углом дома. Продюсер ахнул и схватился за сердце. — Нет! — вскричал он, и по его голосу стало понятно, что в его душе есть место любви. — О Господи!!!
— Он? — спросил Иван.
— Он, — ответила Настя.
— Кто «он»? — почти прорыдал господин Жагин.
— Так вы согласны? — Иван закашлялся.
—
— Вы станете нашим импресарио?
— Верните мне Помазка! — взмолился Сам.
Он выскочил из кресла и как молодой, в два прыжка, оказался на лестнице, а потом вниз шажищами громадными. Казалось, что какой-нибудь из пролетов не выдержит и обрушится тоннами бетона. Он бежал сквозь толпу и вопил:
— Где Помазок?!! Где мой кот?!! Мой мальчик!!! — Продюсер бросился к своему шоферу и схватил его за обшлага лилового пальто. — Где он, ты знаешь?!! — Тряс негра, как грушевое дерево. А Этьен продолжал широко улыбаться.
Неожиданно господин Жагин получил удар в лицо. Удар был не сильный, нанесенный бывшим бомжом Алексеем, но его оказалось достаточно, чтобы Самый свалился в самую грязь, под ноги, как оказалось, не его народа. Грязный и плачущий, он взывал к кому-то:
— Верните Помазка!
По жирному телу знаменитости нанесли пару ударов ногами, но народ в это время суток не был злым: всем и так потрафляло, что такая знаменитость валяется в грязи и скулит, как пьянь какая-то.
— Помазок!..
Распахнув окно, Настя возвестила на весь двор, что вызвала полицию. Люди стали быстро расходиться.
Она увидела, как большой красноголовый дятел спикировал к детской песочнице и на ее бордюр уложил кота господина Жагина. Карликовый Помазок был еще жив и мяукал на весь двор, сопротивляясь лапками, оставшись впервые в жизни в такой драматической ситуации одиноким.
И господин Жагин обозревал эту картину. Он живо встал на четвереньки, но тут же поскользнулся на накатанной автомобилями грязи и вновь распластался неловко.
— Помазок! — Он потянул к коту жирную руку с разбитыми часами и увидел, как большая птица из Красной книги сначала запрокинула красную голову за черные плечи крыльев, а потом что есть силы выбросила, словно пружину, свой острый клюв, который вонзился между ушей кота и убил животное мгновенно. Брызнула кровь, а на нее слетелись серые вороны, порвавшие крошечное тельце карликовой кошки в одно мгновение. Воробьи потом рыскали в поисках остатков, прыгали, заваливая в удивлении свои серые головки набок…
Эндрю Васильевич наконец поднялся и тяжело зашагал к своему лимузину.
— Поехали, Этьен! — попросил.
Он больше не плакал, утерся от грязи гигиеническими салфетками, глотнул из графина коньяка, ровно подышал, восстанавливаясь, а потом принялся отдавать приказы в спикерфон:
— Маша, мне через час парикмахера, доктора, стилиста… Ну, в общем, всех!
— Милочку тоже?
— А Милочку — в ж… — Он передумал ругаться. — А Милочку — обратно в Воронеж! Ясно?