Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Их так много, — настаивал Витя. — Погляди.
Мать коротко обернулась, пробежала взглядом по вагону с птицами и объяснила сыну:
— Это снегири, видишь красные грудки… Зима кончится, и они улетят. На север.
— На поезде? — уточнил дотошный Витя.
Для гастролей импресарио Жагин принял в долгосрочную аренду целых два пассажирских вагона, с отделкой для VIP-пассажиров. Восемь люкс-купе с ванными и обычные для персонала. Он был профессионалом и рассчитал, что так будет экономичнее, да и комфортнее
Когда поезд тронулся, Жагин сделал ряд звонков и убедился, что все идет как запланировано. Весь Ковров был завешан афишами, гласящими:
«Впервые в гастрольном туре ЧЕЛОВЕК-КСИЛОФОН! Он перевернет ваши души! Духовная и народная музыка».А внизу афиши в рекламных целях Жагин указал собственную фамилию, понимая, что если народ придет, то именно на него.
У Жагина болела голова. Сильно болела. Он то и дело глотал обезболивающее, но муки лишь на время становились терпимее, а потом вновь — яростная боль.
Импресарио лежал на кровати в своем купе, зажав уши руками. Ему казалось, что голова в прямом смысле слова трещит по швам. Жагин сдерживал стон отчаяния, вновь мучился и пил коньяк.
Менингит, думал Андрей Васильевич. Эта мерзкая птица внесла заразу в его кровь, и на этих гастролях он загнется. В Коврове! Какая насмешка судьбы! Жагин даже улыбнулся. Когда-то, в девяносто пятом, вот в таком же маленьком заштатном городке его артист, молодой вокалист, выпил несовместимую с жизнью дозу алкоголя и скончался возле занюханного ресторана от мгновенной остановки сердца. Жагин тогда его сам и нашел. Правда, несложно было. В городке был один морг. Его ночью открыли, сделали одолжение для столичной знаменитости, и среди бомжей и простых умерших, лежащих вповалку, он раскопал тело своего несостоявшегося проекта и положил на его мертвую грудь иконку.
Если Жагин умрет в Коврове во время тура человека-ксилофона, его тоже найдут где-нибудь в морге, в котором температура будет плюсовой, а его и без того жирное тело раздует беспредельно. Все газеты и таблоиды напишут, что в конце жизни у самого известного продюсера России поехала крыша и он послал на х… Саму Первую… Ну и второго и третьего он тоже послал на то же расстояние… Похороны Андрея Васильевича Жагина будут сиротскими. Никто не придет. И Ваганьковского не будет.
Следующий приступ головной боли оказался таким, что импресарио перестал думать вовсе. Лежал отключившись…
Проснулся Андрей Васильевич уже в Коврове с совершенно ясной головой. Она, поросшая коротким седым ежиком, не болела вовсе. Жагин улыбнулся, встал с кровати бодро и совершил все утренние надобности, после которых позвал бортпроводницу Верочку. Просил накрывать завтрак, а пока
Красивая женщина, вновь оценил Жагин.
— Волнуетесь? — поинтересовался.
— Есть немного, — она улыбнулась по необходимости.
— Здоровье Ивана Диогеновича?
— Все в порядке.
— Вот и замечательно. Не желаете со мной позавтракать?
— Я уже… Ивана Диогеновича нужно готовить к концерту.
— Да-да… — Андрей Васильевич развернулся направиться восвояси. Вспомнил: — Набросайте, пожалуйста, очередность номеров. Это для конферансье. Здесь будет конферансье и все по старинке.
— Конечно, Андрей Васильевич.
Жагин вернулся к себе и набрал несколько местных телефонных номеров.
— Что губернатор?
— Пятьдесят на пятьдесят, — ответили на другом конце.
— Вице?
— Шесть человек. С супругой, ее подругой и тремя детьми.
— Хорошо… Бизнесмены, пресса, телевидение?
— Все по плану.
Следующий разговор состоялся с неким Алексеем, который отвечал на вопросы четко, по-военному.
— Сколько?
— Двадцать человек, — доложил Алексей.
— Профессионалы?
— Пятнадцать молодых — для сдерживания фанатов. Но обученные. С нами работали много. Ну и пятеро, вы их знаете…
— Привет пацанам!
— Обязательно.
— Отбой.
Жагин позвонил какой-то Мякининой и удостоверился, что корзины с цветами закуплены, люди, которые будут выносить их на сцену, оденутся во все самое лучшее.
— Только чтобы не одни старухи! — прикрикнул Андрей Васильевич.
Потом Жагин позавтракал отличной яичницей с ветчиной, двумя гренками с сыром «Виола» и запил еду тройным эспрессо.
Лег полежать с газетой. Он всегда думал, когда читал прессу.
Голова заболела внезапно и на сей раз с такой силой, что импресарио на мгновение потерял сознание. Когда пришел в себя, боль, к счастью, исчезла.
— Да пошла ты в жопу! — заорал Жагин.
— Это вы мне? — донесся из-за двери голос бортпроводницы Верочки.
— Что ты, милая! Это я по делам!
— Может, чаю с травами? — предложила Верочка. — Успокаивает. Я умею.
— Давай чай, — согласился Жагин.
Мальчик Витя, увернувшись от поцелуев приставучей бабушки, вновь указал на вагон с птичками и, утерев с румяной щечки дешевую помаду, сказал:
— Птички прилетели… Мама, а это север?
Мать, оглядев обшарпанную станцию города Коврова, ответила философски:
— Да, сынок, это север. Для нас — север…
Все было готово к концерту.
Ивана привезли специальным транспортом и занесли с черного хода в здание местной филармонии. Лицо имело выражение полной отстраненности, опять поражало бледностью, и Жагин, чье физическое состояние также оставляло желать лучшего, боялся, как бы ксилофон не загнулся до начала концерта.