Теория радио. 1927-1932
Шрифт:
Радио может транслировать комментарии к отчетам политиков и сами эти отчеты, а может – репортажи и спектакли. Главное, чтобы оно оставляло у людей ощущение сопричастности разворачивающейся вокруг истории. По мысли Брехта, слушатели должны иметь возможность задавать через радио вопросы политикам. «Радиовещание должно выйти из роли поставщика и сделать поставщиком слушателя. Поэтому абсолютно положительны все стремления радиовещания придать общественным делам подлинно общественный характер». Радио, по Брехту, должно стать интерактивным как «эпический театр», в котором разрушается «четвертая стена» между актерами и публикой. Мысль Брехта представляется нам сегодня утопичной. Во-первых, потому, что сама технология радиовещания, где волны распространяются во все стороны из одного источника, предполагает иерархичность организации вещания и осуществляемой через него коммуникации. Радио всегда будет представлять точку зрения тех, кто контролирует централизованно устроенные трансляционные
Брехт пишет о том, что радио должно разъяснять слушателям «обязанности, например, рейхсканцлера»; «высшие государственные служащие» должны «систематически через радио информировать народ о своей деятельности»; радио должно «организовывать требования отчетов», «устраивать большие беседы производителей и потребителей о нормировании предметов потребления, дебаты о повышении цен на хлеб, диспуты общин». В действующих у нас законах о функционировании общественных организаций есть параграфы, предполагающие необходимость для современных чиновников периодически отчитываться перед обществом через СМИ, публично отвечать на запросы граждан. Однако как тогда, так и теперь эти нормы мало меняют общественную ситуацию. Брехт предлагает всем задуматься, почему так происходит. Газета «Таймс» во времена Диккенса и даже во времена Брехта, печатала полные стенограммы парламентских заседаний на несколько разворотов, и находились читатели, у которых хватало терпения их внимательно прочитывать. Вопросы управления в современном «высоко специализированном» обществе мало понятны, особенно на слух, людям, не имеющим соответствующей подготовки. Сообщения такого рода просто тонут в уплотнившемся информационном потоке, не оказывая серьезного влияния на события и общественные настроения.
Брехт в конце 1920-х еще не задумывался о том, что при помощи радио можно вложить рекламу, лозунг, эмоцию в уши и мозги огромного количества людей одновременно, мгновенно растиражировав их так, как никакому кинематографу и не снилось. Ему важно, что при помощи радио стало вдруг возможным обратиться к людям напрямую, без усилий по сбору и завоеванию аудитории, без продажи билетов и утомительных переговоров с антрепренерами. Радио открыло дорогу к публичности для ораторов, музыкантов и актеров, так же как в наше время Интернет дал возможность эмансипации журналистов и писателей от издательств и изданий. Последствия выбора короткой дороги к публике уже стали смутно осознаваться Брехтом, который жалуется на всеядность радио и на ущемление профессионалов. Однако пока что для него главное завоевание радио состоит в том, что оно, как и «эпический театр», дает возможность разрушить пресловутую «четвертую стену», вернее, пройти с радиоволнами сквозь нее.
Размышляя о возможностях радио, Брехт упоминает о необходимости корректного обращения с этим новым «коммуникативным аппаратом». К концу 1920-х годов в Германии устанавливают громкоговорители в общественных местах. В эссе «Радио как коммуникативный аппарат» Брехт иронизирует над тем, что «теперь в залах для обогрева безработных и в тюрьмах устанавливали радиоприемники», и говорит, что в использовании радио для общественной коммуникации «необходим такт». Он вторит опасениям веймарских руководителей радиовещания, заботясь об этичности использования публичных пространств.
Умеренные и консервативные носители старых культурных норм часто не только просили защиты от все расширявшегося воздействия радио, но и испытывали серьезные затруднения в использовании его как «коммуникативного аппарата», даже в критических случаях. Затруднения такого рода испытывал не только патриархальный и консервативный в бытовом плане Сталин, но и скованный родословной и протестантским воспитанием английский король Георг VI. Сталин смог обратиться по радио к своему народу только 3 июля 1941 года, через три недели после начала войны. О том, какой стресс пережил в аналогичной ситуации Георг VI, нам со всей убедительностью недавно рассказал режиссер Том Хупер в фильме «Король говорит». Гитлер и Геббельс, хоть и объявили экспрессионизм «вырожденческим искусством», все же были в определенном смысле наследниками его стремления к прорыву через речевую размеренность. Они не испытывали затруднений, говоря по радио. Маклюэн создает впечатляющий образ Гитлера, который вместе со своими критиками и жертвами, как лунатик, «танцует под племенной барабан радио». Маклюэн жил во
12
См.: Маклюэн М. Понимание медиа. М., 2007. С. 340–341.
Необходимость осторожного обращения с радио проявилась со всей отчетливостью осенью 1938 года, еще до того, как население Земли стало в полной мере осознавать масштабы амбиций Гитлера. Сторонник умеренной политизации радио Хаентцшель только начал понимать, что оно может быть резонатором в политической борьбе. Хлебников поэтично пророчил, что «Радио скует непрерывные звенья мировой души и сольет человечество». Примеры не совсем осмысленного слияния и невиданного, хоть и несколько анекдотического, резонирования представились в знаменитом эпизоде с радиоспектаклем по роману Герберта Уэллса «Война миров». Брехт в 1927 году иронически цитировал слова газет о «радиоурагане, грозившем опустошить Америку». Метафора, использованная Брехтом, оказалась провидческой. В канун «Дня Всех Святых» 1938 года радиопостановка Орсона Уэллса и «Меркьюри-театра» по роману «Война миров», прервав вечерний концерт легкой музыки корпорации «Коламбия», вызвала массовую панику на Восточном побережье США. Деятельные американцы, послушав радиопередачу о высадке марсиан, обрывали телефоны госучереждений и мчались по шоссе, не разбирая дороги, чтобы спастись. Радио показало свою мобилизующую силу.
Маклюэн был свидетелем массовой паники 1938 года. Он только что вернулся из Кембриджа и начал преподавать английскую литературу в Сент-Луисе на Среднем Западе, когда радиопостановка спровоцировала сотни тысяч его соотечественников на безумные действия. В своем первом эссе Брехт назвал радио «допотопным изобретением», которое китайцы «уже давно забыли». В текстах Хлебникова о радио само это слово пишется с прописной буквы. У Брехта, как и в гораздо более поэтичных текстах Хлебникова, радио награждается родством с мощью древних архаических культур с их кровавыми пытками, неистовыми плясками и загадочными статуями с острова Пасхи. На Брехта и Хлебникова влияет симпатия к архаическим культурам, свойственная многим представителям модернизма. Маклюэн же, будучи в душе поэтом, подчиняется силе уже существующей метафоры. Он называет радио «племенным барабаном», подразумевая его способность мгновенно превращать цивилизованных людей в готовые на все первобытные орды. Во времена Брехта мобилизующие способности радио еще только предстояло открыть.
Маклюэн также назвал радио «нервной системой», вынесенной наружу. Он рассматривает все технологии в качестве протезов чувств, формирующих индивидуальное восприятие. Брехтовская идея эпического театра, как и его «пожелания» к устройству радио, критичны по отношению к индивидуализации опыта восприятия, которую несла современность. Он пишет, что по радио не следует транслировать оперу: «ведь она застигает у приемника человека, находящегося в одиночестве, и из всех алкогольных эксцессов нет ничего более опасного, чем пьянство в одиночку». Радио и театр должны стать политическими не в конкретных проявлениях, а в интенции к объединению людей для благих целей. Брехт отводил исключительное место в производстве политического сознания представлению и постановке, политизированными у него оказываются не только театр и радио, но и сама политика наделяется театральными свойствами.
Взгляд на тексты Брехта о радио через толщу времени позволяет считать, что сама природа радио (а не происки или недальновидность буржуазии) не дает ему стать подлинно «эпичным». Политизация театра и радио может давать совсем не те результаты, на которые рассчитывал Брехт. Однако не стоит искать причину разочарований в самом радио. Медиатехника – овеществление существующих в обществе отношений, правил и потребностей в общении. Ценность техники, и радио тут не исключение, в том, что она дает обществу возможность лучше осознавать себя. Сегодня накоплены практические навыки коммуникации при помощи радио. Мы знаем, как делать паузы, как размещать слова при посекундном монтаже эфирных материалов. Брехт оказался пионером в попытках осмыслить предназначение радио и важность этой технологии для общества. И чуть ли не единственным теоретиком этого медиа-ресурса.