Теория справедливости
Шрифт:
На основе этих размышлений, мы получаем руководящий принцип, согласно которому рациональный человек всегда должен действовать так, что он не будет вынужден винить себя, независимо от того, как выполняются его планы. Рассматривая себя во времени, он может сказать, что в каждый момент своей жизни он делал то, что требовалось балансом резонов, или, по крайней мере, что им допускалось18. Следовательно, любой риск, который он допускал, должен быть стоящим, и даже случись при этом худшее из того, что он мог предвидеть, он все еще может утверждать, что сделанное им не подлежит критике. Он не сожалеет о своем выборе, по крайней мере в том смысле, что позже не будет считать, что в то время было бы лучше, более рационально поступить иначе. Этот принцип, конечно, не предупреждает нас от ошибочных шагов. Ничто не может нас защитить от неясностей и ограниченности нашего знания или гарантировать, что Мы нашли лучшую из
Действия согласно осмотрительной рациональности могут только обеспечить то, что наше поведение — вне всяких упреков, и что мы сами отвечаем за свои поступки. Было бы в самом деле удивительно, если бы кто-то сказал, что ему все равно, как он будет в будущем расценивать свои нынешние действия, и что он безразличен к себе в той же степени, как и к другим лицам. Человек, который одинаково безразличен как к своему будущему, так и к интересам других, безответственен не только по отношению к этим другим людям, но но также и к себе.
Он не воспринимает себя как индивида, живущего долгую жизнь.
С этой точки зрения принцип ответственности перед собой напоминает принцип правильности: требования личности в разные периоды должны быть так согласованы, что личность в любое время могла бы подтвердить принятый ею ранее и выполняемый ныне план. Личность в некоторое данное время, образно говоря, не должна сожалеть о своих действиях в другое время. Этот принцип, конечно, не исключает добровольного испытания трудностями и страданиями; но они должны быть приемлемы в настоящее время ввиду ожидаемого или достигаемого блага. С точки зрения исходной ситуации, важность ответственности перед собой представляется достаточно ясной. Поскольку здесь применяется представление об осмотрительной рациональности, оно означает, что стороны не могут согласиться с концепцией справедливости, если следствия ее применения могут вести к угрызениям совести в случае реализации неблагоприятных возможностей. Они должны стремиться к освобождению от подобных сожалений. И принципы справедливости как честности удовлетворяют этому условию, судя по всему, лучше, чем другие концепции, что видно из предыдущего обсуждения понятия бремени обязательства (§ 29).
И последнее замечание относительно блага как рациональности. Можно возразить, что эта концепция предполагает, что человек непрерывно должен все планировать и рассчитывать. Но такая интерпретация базируется на непонимании. Первая цель теории — дать критерий блага. Этот критерий определен, главным образом, через рациональный план, который был бы выбран в согласии с полной осмотрительной рациональностью. Всегда нужно иметь в виду гипотетическую природу определения. Счастливая жизнь не достигается просто решением делать то-то и то-то. Из одного лишь определения мало что можно вывести относительно содержания рационального плана или каких-то конкретных действий в русле этого плана.
Отнюдь не невозможно, чтобы человек или даже целое общество могли достичь счастья, движимые исключительно спонтанными наклонностями. Удача и везение могут привести людей к такому образу жизни, который они приняли бы в соответствии с осмотрительной рациональностью. Однако в большинстве случаев мы не осчастливлены подобным образом, и, не принимая во внимание всю нашу жизнь, мы наверняка будем сожалеть о предпринятых нами действиях. Даже когда человек преуспевает, безошибочно полагаясь на свои естественные импульсы, нам все-таки требуется концепция его блага, чтобы оценить, действительно ли он был удачлив. Он может полагать себя удачливым, но это может быть и заблуждением; для установления истины мы должны исследовать гипотетический выбор, который был бы рационален для него, отдавая должное преимуществам, извлекаемым из отсутствия беспокойства об этих вещах. Как я заметил ранее, ценность действия по принятию решения сама подлежит рациональной оценке. Те усилия, которые мы должны потратить на принятие решения, будут зависеть, как и многое другое, от обстоятельств. Благо как рациональность оставляет этот вопрос человеку и случайностям его ситуации.
65. АРИСТОТЕЛЕВСКИЙ ПРИНЦИП
Определение блага является чисто формальным. Оно просто утверждает, что благо человека определяется рациональным планом жизни, который он выбрал бы в согласии с осмотрительной рациональностью из максимального класса планов. Хотя представление об осмотрительной рациональности и принципах рационального выбора основано на довольно сложных понятиях, мы все еще не можем вывести из определения лишь одних рациональных планов понимание того, какого рода цели поощряют эти планы. Для получения заключений о целях необходимо обратить внимание на некоторые общие факты.
Во-первых, примечательные особенности человеческих желаний и потребностей, их относительная насущность,
Общие факты относительно человеческих потребностей и способностей, вероятно, ясны, и я полагаю, что для наших целей достаточно обыденного знания. Однако прежде, чем приступить к аристотелевскому принципу, я сделаю несколько замечаний о человеческих благах (так я их буду называть) и ограничениях, накладываемых справедливостью.
Имея определение рационального плана, мы можем представлять эти блага как действия и цели, которые имеют особенности, делающие их важными, если не главными, в нашей жизни19. Поскольку в полной теории рациональные планы не должны противоречить принципам справедливости, человеческие блага ограничены точно таким же образом. Такие знакомые нам ценности, как личная привязанность и дружба, любимая работа и социальное сотрудничество, стремление к знаниям и размышление о прекрасном, не только занимают важное место в наших рациональных планах, но и совершенствуются в той степени, в какой это допускается справедливостью. Для достижения и сохранения этих ценностей мы часто склонны действовать несправедливо, но достижение этих целей никоим образом не включает внутренней несправедливости. При включении в перечень человеческих благ поступков, противоположных обману и унижению людей, мы, однако, не включаем несправедливость в такого рода перечень (§ 66).
Социальная взаимозависимость этих ценностей обнаруживается в том факте, что они не только являются благом для тех, кто пользуются ими, но, наверняка, увеличивают блага и других людей. Достижение этих целей в общем случае вносит вклад в рациональные планы наших ближних. В этом смысле они являются дополнительными благами, и этим заслуживают особой похвалы. Потому что похвалить что-то — значит воздать ему должное, перечислить те свойства, которые делают вещь благом (рациональной для желания) с упором на одобрение. Эти факты взаимозависимости являются дополнительными основаниями для включения признанных ценностей в долгосрочные планы. Исходя из допущения, что мы хотим уважения и доброй воли со стороны других людей или, по крайней мере, желаем избежать их враждебности и презрения, эти жизненные планы будут более предпочтительны, поскольку учитывают их цели в той же мере, как и наши.
Обращаясь теперь к нашей теме, следует напомнить, что аристотелевский принцип заключается в следующем: при прочих равных условиях человеческие существа получают удовольствие от реализации своих способностей (врожденных и приобретенных); и это удовольствие возрастает по мере роста этих способностей или их сложности20. Интуитивная идея тут состоит в том, что человеческие существа испытывают большее удовольствие от совершения того, в чем они становятся все более искусны, и из двух видов деятельности, которые они делают одинаково хорошо, они предпочитают ту, которая требует большего репертуара, искусности и разнообразия. Например, шахматы более сложная и тонкая игра, чем шашки, а алгебра сложнее, чем элементарная арифметика. Таким образом, принцип утверждает, что человек, который умеет играть в обе игры, в общем случае предпочитает шахматы игре в шашки, а знающий арифметику и алгебру занимается алгеброй, а не арифметикой. Не требуется объяснять то, почему аристотелевский принцип истинен. Вероятно, сложные виды деятельности приносят большее удовлетворение потому, что они удовлетворяют желание разнообразия и новизны опыта и оставляют место для выдумки и изобретательности. Они также доставляют удовольствие предвкушения и неожиданности, и часто общая форма деятельности и ее структурное развитие является удивительным и красивым. Более того, простые виды деятельности исключают возможность индивидуального стиля и личностного выражения, что позволяют, а иногда даже требуют сложные виды деятельности, ибо не могут же все люди делать их одинаково.