Теория справедливости
Шрифт:
Несколько позже я свяжу эти вопросы с идеей общественного объединения и с местом принципов справедливости в человеческом благе (§§ 79–82). Сейчас я хотел бы рассмотреть связи между первичным благом самоуважения, совершенствами, стыдом, а также то, в каких случаях стыд является моральной, а не естественной эмоцией. Мы можем охарактеризовать стыд как чувство, которое некто испытывает, когда нанесен ущерб его чувству собственного достоинства. Стыд — болезненное переживание, поскольку представляет собой потерю высоко оцениваемого блага. Стыд отличается от сожаления, на что следует обратить внимание. Сожаление возникает при потере почти любого вида блага, например, когда мы сожалеем, что сделали неосторожно или неблагоразумно нечто, что нанесло нам вред. При объяснении сожаления мы концентрируемся, скажем, на утерянных возможностях или растраченных средствах. Однако мы можем также сожалеть о том, что сделали нечто такое, что заставило нас стыдиться, или даже сожалеть о том, что потерпели неудачу в осуществлении жизненного плана, который составлял основу нашего самоуважения. Так, мы
Сожаление и стыд направлены на нас самих, однако стыд особенно личностей и связан с теми, от кого мы зависим в подтверждении чувства нашего собственного достоинства26. К тому же стыд иногда является моральным чувством, поскольку для его объяснения применяют принцип правильности. Нам нужно найти объяснение этих последних фактов. Давайте проведем различие между вещами, которые представляют благо главным образом для нас (для того, кто ими обладает), и атрибутами нашей личности, которые представляют благо как для нас, так и для других. Эти два класса не исчерпывающи, но они указывают на существенное противопоставление. Так, предметы потребления и собственности — исключительные блага (exclusive goods) — являются благами главным образом для тех, кто владеет ими и использует их, для других же они только косвенно являются благами. В противоположность этому такие природные дарования и способности человека, как, например, воображение и сообразительность, красота и изящество, являются благом также и для других: они служат объектом наслаждения для окружающих так же, как и для нас, когда демонстрируются правильно и используются правомерно. Они образуют средства дополняющих видов деятельности, в которых люди объединяются и получают удовольствие от реализации своей собственной природы и природы других людей.
Этот класс благ составляют совершенства: они суть характеристики и способности людей, которых для каждого (включая нас самих) рационально хотеть. С нашей точки зрения, совершенства являются благами, поскольку они дают нам возможность выполнить более удовлетворительный жизненный план, усиливающий наше чувство мастерства. В то же время эти атрибуты ценятся нашими партнерами, и удовольствие, которое они получают от нас самих, и от того, что мы делаем, поддерживает наше самоуважение.
Таким образом, совершенства являются условием человеческого процветания; они есть благо с любой точки зрения. Эти факты соотносят совершенства с условиями самоуважения и связывают их с нашей уверенностью в собственной значимости.
Рассматривая сначала естественный стыд, можно констатировать, что он возникает не из потери или отсутствия исключительных благ, по крайней мере, не прямо из этого, а из ущерба самоуважению, проистекающего из-за неудачи в проявлении некоторых совершенств. Отсутствие вещей, являющихся благом в первую очередь для нас, было бы поводом для сожаления, но не для стыда. Так, можно стыдиться своей внешности или тугодумия.
Обычно эти качества не являются добровольно приобретенными, и это не дает повода для порицания; однако из-за связи между стыдом и самоуважением основания для удрученности по этому поводу очевидны. Из-за дефектов наша жизнь часто менее полна, и мы получаем меньшее одобрение от других. Таким образом, естественный стыд пробуждается недостатками нашей личности или присущими ей действиями и качествами, проявляющимися в потере или отсутствии качеств, которые, как с нашей точки зрения, так и с точки зрения других, рационально было бы иметь. Тем не менее, здесь необходимо уточнение. Именно наш жизненный план определяет, чего именно мы стыдимся, и поэтому чувство стыда соотносится с нашими устремлениями, с тем, что мы пытаемся делать и с кем мы хотели бы ассоциироваться27. Люди, не обладающие музыкальными способностями, не стремятся стать музыкантами и не испытывают стыда от своего недостатка. В действительности это даже не является недостатком, по крайней мере, если есть и другие удовлетворительные ассоциации, где можно заняться другими вещами. Таким образом, при наличии жизненного плана мы склонны стыдиться тех наших недостатков и жизненных неудач, которые указывают на отсутствие или потерю совершенств, существенных для исполнения наших более важных общественных целей.
Обращаясь теперь к моральному стыду, мы должны лишь соединить объяснение представлений о хорошем человеке — благе человека — (в предыдущем параграфе) и вышеприведенные замечания относительно природы стыда. Так, некто подвержен моральному стыду, когда он превозносит в качестве совершенств своей личности те добродетели, которых требует и поощряет его жизненный план. Он рассматривает добродетели, или по крайней мере некоторые из них, как качества, которые его партнеры хотят видеть в нем и которые он хочет иметь. Обладание этими совершенствами и проявление их в действиях принадлежит его регулятивным целям. Это должно восприниматься как условие того, что он будет оценен и уважаем теми, чье партнерство небезразлично ему. Действия и черты характера, которые проявляют или выдают отсутствие у него этих качеств, причиняют стыд. Тот же эффект происходит от воспоминания об этих недостатках. Поскольку стыд возникает из-за чувства самоуничижения, мы должны объяснить и это проявление морального стыда. Прежде всего, кантианская интерпретация исходного положения означает, что желание поступать правильно и справедливо является для людей основным
Соединяя это с объяснением морального достоинства. мы получаем, что добродетели являются совершенствами. Они суть благо, как с нашей точки зрения, так и с точки зрения других людей. Их отсутствие ведет к подрыву нашего самоуважения и уважения со стороны окружающих. Следовательно, проявления этих недостатков заденут самоуважение человека и будут сопровождаться чувством стыда.
Поучительно проследить разницу между чувствами морального стыда и вины. Хотя оба чувства могут вызываться одним и тем же действием, они не имеют одинакового объяснения (§ 73). Представьте, например, человека, который обманывает или поддается трусости, а затем чувствует и вину, и стыд. Он чувствует вину, так как действовал вопреки своему чувству правильности и справедливости. Неправомерно преследуя свои интересы, он нарушил права других, и его чувство вины будет более интенсивным, если он связан дружбой и общественными узами с ущемленными сторонами. Он ожидает, что другие будут недовольны и возмущены его поведением, и он боится их праведного гнева и возможного возмездия. Однако он также испытывает стыд, потому что его поведение показывает, что он не смог достичь блага самообладания, и оказался недостойным своих партнеров, от которых он зависим в утверждении чувства своего собственного достоинства. Он опасается, что они могут отвергнуть его, отнестись к нему с презрением, выставить объектом насмешек. В его поведении проявился недостаток моральных совершенств, которые он ценит и к которым стремится.
Мы видим, таким образом, что все добродетели, будучи совершенствами нашей личности, привносимые нами в общественную жизнь, должны быть искомы, а их отсутствие заставляет нас устыдиться. Но некоторые добродетели соединяются со стыдом особым образом, поскольку они особенно показательны при потере самообладания и сопровождающей это явление потерей совершенств силы и смелости. Отсутствие этих качеств заключается в особо болезненном чувстве стыда. Таким образом, хотя принципы правильности и справедливости используются для описания действий, предрасполагающих нас к чувству морального стыда и вины, ситуация в каждом случае различна. В одном случае мы концентрируемся на нарушениях справедливых требований других и на причиненном им ущербе, а также на их вероятном чувстве негодования или возмущения, если они обнаружат наши деяния. В другом случае мы страдаем от потери самоуважения и от неспособности выполнения целей: мы чувствуем умаление нашего «я» из-за опасения, что другие могут проявить к нам меньшее уважение, и из-за разочарования в себе в виду неспособности жить по нашим собственным идеалам. Моральный стыд и вина, как теперь ясно, являются аспектом наших отношений с другими людьми, и каждое из них есть результат принятия первых принципов правильности и справедливости.
Тем не менее, эти эмоции встречаются повсеместно в таких обстоятельствах, которые видятся по-разному с различных точек зрения.
68. НЕКОТОРЫЕ КОНТРАСТЫ МЕЖДУ ПРАВИЛЬНОСТЬЮ И БЛАГОМ
Чтобы высветить структурные особенности договорного подхода, я отмечу несколько различий между понятиями правильности и блага. Поскольку эти понятия дают возможность объяснить моральное достоинство, они представляют собой две фундаментальные концепции теории. Структура этической доктрины зависит от того, как она соотносит эти два понятия и определяет различия между ними. Отличительные черты справедливости как честности можно продемонстрировать, отметив эти моменты.
Одно различие заключается в том, что принципы справедливости (и принципы правильности) в общем случае должны быть выбраны в исходном положении, тогда как принципы рационального выбора и критерии осмотрительной рациональности не выбираются вообще. Первая задача теории справедливости — определить исходную ситуацию так, чтобы возникающие принципы выражали правильную с философской точки зрения концепцию справедливости. Это означает, что типичные черты этой ситуации должны представлять разумные ограничения на аргументы в пользу принятия принципов и что принятые принципы должны соответствовать нашим обдуманным убеждениям о справедливости в рефлективном равновесии. Аналогичной проблемы для теории блага не возникает. Во-первых, нет никакой необходимости соглашаться на принципы рационального выбора. Поскольку каждый человек свободен планировать свою жизнь, как ему это угодно (пока его намерения не противоречат принципам справедливости), единодушия по поводу стандартов рациональности не требуется.
Все, что предполагается теорией справедливости в слабом (thin) объяснении блага, — это то, что очевидные критерии рационального выбора достаточны для объяснения предпочтения первичных благ, и что существующие разночтения концепции рациональности не задевают принципов справедливости, принятых в исходном положении.
Тем не менее, я предполагаю, что люди все-таки осознают определенные принципы, и что эти стандарты, принимаемые один за другим, должны заменить понятие рациональности. Мы можем при желании внести изменения в перечень принципов. Так, имеются разногласия по поводу того, как наилучшим образом обойтись с неопределенностью28. Хотя нет никаких оснований для того, чтобы людям при составлении своих планов не следовать в этом случае своим наклонностям. Следовательно, любые правдоподобные принципы выбора при неопределенности можно добавить к перечню, пока против них нет никаких решающих аргументов. О таких вещах нам приходится беспокоиться только в слабой теории блага.