Теперь ему принадлежу. Беременна от монстра
Шрифт:
– Вещи, – с каменным лицом сказала я.
– Какие еще вещи?
– Те, которые у тебя оставила.
– Ты что-то путаешь, – он пожал плечами. – Не в курсе…
– Да хватит, Валер, – встряла Вита, – они на балконе валяются.
К нему подошла незнакомая блондинка и обняла, прильнув всем телом, как гибкая тигрица. Новая подружка и натурщица. Взглянула высокомерно и безразлично, и спросила Валеру так, словно меня здесь нет:
– Твоя бывшая?
– Одна из, – он посторонился с порога. – Ладно, валяй. Иди сама ищи, нам не до тебя. Там не все вещи
Проклиная все на свете, я вошла в квартиру и огляделась. Почти нокаут. Я здесь была хозяйкой когда-то. Счастливая ходила по просторным комнатам в рубашке Валеры и считала, что у нас все хорошо.
Отношения – одна из самых хрупких штук в мире.
Больше всего надежд и меньше всего гарантий: одна слепая вера в любовь.
Сейчас Валера даже не смотрит на меня, мы четыре месяца не вместе – это много. Он ушел в зал к компании друзей. Смех, шутки, разговоры об искусстве… Наверное, только сейчас я почувствовала, что все изменилось. Я больше не часть их компании. Я жду ребенка.
Хорошо, не заметили, хотя новая подружка осмотрела мою футболку критикующим взглядом.
– По коридору до конца и налево, – бросила она, будто я не знаю, и ушла за Валерой.
Вита смотрела им вслед, как брошенная собачонка.
Ей хочется к ним на вечеринку.
– Иди давай, сама справлюсь, – вздохнула я.
В дальней комнате ничего не изменилось: загрунтованные холсты, прислоненные к стене, старая кровать помята, залита вином и простыни выглядят несвежими. У Валеры другая спальня. Это кто-то во время ночной попойки уединился… Запах тяжелый, словно прошлой ночью здесь курили.
Это напоминало об Андрее.
Я распахнула окно, впуская летний воздух и шум с улицы, и вышла на балкон. Мои вещи валялись, где попало: в ящиках, на полу, в пакетах… Многое исчезло. Из любимой клетчатой рубашки, на которую я рассчитывала, сделали тряпку.
– Гаденыш, – пробормотала я, неловко опустилась на колени и начала запихивать уцелевшие вещи в подобранный пакет.
Даже претензии не предъявишь – слишком долго не забирала. Он вообще мог все выбросить.
Прежде чем уйти, я присела на кровать передохнуть. Беременность сделала меня слабее. Я начала быстрее выдыхаться, больше спать и вообще беречь себя. Что же будет, когда подрастет живот и я стану неповоротливой? Но ведь мама справлялась… Жаль, ее нет рядом, чтобы рассказать, как… Я попила воды и достала блокнот, полистать страницы с рисунками.
Сюда долетал гомон и смех из зала.
Я поймала себя на мысли, что не жалею, что я здесь, а моя старая компания там. У нас разная жизнь и разные интересы.
На последнем рисунке я задержалась и включила телефон, чтобы сравнить с фото.
Какие красивые у него были глаза…
Я так старалась передать их выражение и надо же – удалось.
Меня насторожил выкрик из коридора.
Я подняла голову, прислушиваясь: смех из зала стих, идет тревожный разговор у дверей. Кто-то еще пришел? Мне пора. Сунув блокнот под мышку, я взяла пакет и вышла из комнаты, на ходу роясь в сумке в поисках карточки – поэтому не сразу заметила, что происходит и кто пришел.
– Куда собралась?
Я подняла глаза.
У дверей толпились мужчины в черном. Я остановилась, настороженно наблюдая за ними. Трое незнакомых и один из клуба. У меня руки задрожали – я узнала его. Не Макс, и не хозяин, но из тех, кто держал нас с Витой в комнате без окон.
Один из них направился ко мне.
– В комнату пошла!
Я попятилась.
– Не трогайте меня, – у меня задрожал голос.
Нас разгоняли по комнатам, чтобы разобраться с Валерой и остальными парнями. Вита говорила, что их «доят». Он гнал меня обратно в комнату с балконом.
– Я вызову…
Я не закончила угрозу – он втолкнул меня в комнату.
– Телефон сюда давай! – зарычал он, силой вырвал трубку и врезал мне тыльной стороной ладони.
Просто отмахнулся, но показалось, что в меня врезался поезд.
Перед глазами потемнело, и я повалилась на кровать со сдавленным мычанием. Футболка обтянула живот, и бандит уставился на него.
– Ты че, беременная? – он резко шмыгнул носом.
Я испуганно подняла голову. В глубине скулы горела боль. Прикрыла место ладонью и ощутила влагу: он рассадил мне кожу кольцом. Голова плыла, я испуганно дышала, прислушиваясь к ощущениям в животе – даже шевельнуться боялась. Живот тянуло от страха.
Вдруг снова ударит…
– Не трогайте меня, – расхныкалась я и накрыла живот ладонью, словно это спасет. – Пожалуйста, я в положении…
– Это что за хрень? – он огляделся.
Когда я упала, вещи вывалились из рук. Вокруг валялись страницы из моего блокнота. Он подобрал несколько, грубо бросил и посмотрел на экран телефона.
– Это что за хрень? Кто это рисовал?
Я с трудом разлепила губы.
– Я, – язык еле слушался.
– Пацаны, зайдите, – крикнул он в коридор. – Шеф!
Живот ныл – я лежала в неудобном положении. Поерзала и робко села, поглаживая живот, чтобы скорее успокоился и расслабился. В лице пульсировала тупая боль, моральное состояние на нуле…
К нам вошел главарь. Я неосознанно втянула голову в плечи, меня пробрала дрожь.
Он заметил, что я обнимаю живот, затем уставился на кровавую ссадину на лице.
– Ты ее ударил? – ему это не нравилось.
– Смотрите. Говорит, она рисовала. И вот еще… – он встревоженно показал фото, где мы с Андреем вместе, затем рисунок.
Тот поворачивает телефон экраном ко мне.
– Это кто?
Снимок тот самый: Андрей лежит на спине, забросив руку за голову, и смотрит с бесконечной жестокостью во взгляде. Без ненависти или презрения. Равнодушная жестокость и пустота. Я поразилась, как точно поймала и сумела передать выражение глаз. Но он ведь не моим талантом поражен?
– Это мой парень, – неуверенно пробормотала я. – Андрей.
– Ты встречаешься с Андреем Ремисовым? – спросил он, изумленно подавившись воздухом, и снова уставился на живот.