Теперь или никогда
Шрифт:
«Какие они все славные», – умиленно подумала эрна Кэдвен, ощущая распирающую нутро потребность спеть что-нибудь оч-чень ролфийское. И поскольку в своем желании девушка была не одинока, вскоре стекла звенели еще жалобней, а с крепостного двора ролфийское пение подхватили собаки.
– Нет, ну вот я только одного не пойму никак, Нер, дружище… – недоуменно вопросил новый командующий батареями форта Сигрейн (а заодно и всей прочей артиллерией на острове) капитан Арэйс эрн-Инвэйр. – Вот как так может быть? Ты ж диллайн и в Локку не веруешь, так?
– Так, – кивнул бывший синтафец.
– А как тогда ты можешь быть ролфийским
– Логично, – согласился Нер. – Без посвящения – никак.
– И что делать? – эрн-Инвэйр воззвал сразу ко всем присутствующим. – Локка не примет!
– Не примет, ни за что не примет, даже и пробовать нечего, – разочарованно покачал головой эрн-Тэлдрин. И повернулся к Грэйн: – Эрна Кэдвен! Ну как же так? Что сказал Священный Князь? Что делать будем?
– Священный Князь сказал… – начала было она и с удивлением поняла, что на этот счет Священный Князь ничего не говорил. – Ой… А давайте, – тут же нашлась Грэйн, – посмотрим, что там в патенте написано! Если он ничего не сказал, значит, написал!
– Точно, – кивнул комендант. – Мартайн, давай патент. Сейчас. Почитаем. Вот… пусть эрна Кэдвен прочтет.
«Я тут самая трезвая, что ли?» – удивилась девушка, но послушно развернула бумагу.
– Та-ак… А! Ну, вот видите! «…в связи с невозможностью приведения к присяге… даровать чин инженер-капитана военно-топографической службы… в статусе вольноопределяющегося специалиста… каковой статус имеет силу лишь в пределах Доминиона Шанта… на срок, достаточный…» Вот! Слышали! Вольноопределяющийся! Стало быть, не на действительной, – Грэйн почесала затылок. – Это что же получается… Господин Нер, вы теперь – первый шантийский офицер?
– И единственный, похоже, – пожал плечами новоиспеченный инженер-капитан и аккуратно сложил патент.
– За первого шантийского офицера! – радостно вставил новый тост эрн-Холдэн. – Вечно вы, армейские, мудрите. А давайте его Морайг посвятим тогда, раз Локка не принимает?
– Не, не надо, – возразила эрна Кэдвен. – Не будем топить. Я вам сейчас скажу, что Локка сказала… О! Она сказала: «Всякий огонь, где бы он ни горел и кто бы его ни зажег, – все равно мой Огонь!» – Ролфийка торжественно поднялась, опираясь о край стола, и воздела стакан: – За Огонь, господа!
– Огонь и Верность!!! – рявкнули собравшиеся.
– Хор-роший тост, – одобрил эрн-Тэлдрин.
А Грэйн вдруг вспомнила, что еще говорила ей Локка, – и заставила себя погасить шалую улыбочку. Пламя Огненной Луны… оно разное бывает, да. И вот любопытно… а раз любопытно, надо проверить!
– Пр-рошу извинить меня, господа! – Она тряхнула головой и решительно расправила плечи. – Вынуждена вас покинуть. Пойду… пр-рогуляюсь… по бастионам.
– Доброй ночи, эрна, – махнул рукой комендант. – Поосторожней на стенах.
Грэйн еще раз тряхнула головой и тщательно застегнула мундир.
– Непременно, эрн-Тэлдрин.
И вышла вон, шагая очень твердо и исключительно по прямой, как и подобает не очень трезвой, но оч-чень сосредоточенной ролфийской женщине-офицеру. Потому что ролфийские офицеры, даже пьяные не столько от спиртного, сколько от запаха свободы, шагают всегда твердо. Да! А главное – ничего не забывают. Например, где именно начинается тот самый подземный ход за стены…
«Полюбоваться
Что верно, то верно, холодная вода освежала изрядно – и горящее лицо, и жгучие мысли. Грэйн присела у самой кромки прибоя на плоском камне, о который с шипением разбивались серебрящиеся в лучах полной Морайг волны, и, зачерпнув ладонью, подумала вдруг – почему нет? Если ненадолго, совсем на чуть-чуть… не так уж и холодно сейчас, всего лишь сентябрь, право! – так и думала она, а пальцы уже сами расстегивали мундир. Небрежно сбросив одежду прямо на камень, Грэйн потянулась, вздрагивая от предвкушения, – и с коротким невнятным возгласом шагнула вперед. Кровь Морайг обожгла, оглушила мгновенным холодом, но ролфи и сами рождены от этой холодной кипящей крови, а потому эрна Кэдвен в несколько мощных гребков разогрела ошеломленное столь резким купанием тело, окунулась раз, другой – и легла на спину, раскинув руки в струящемся живом серебре. Кровь моря холодна, слезы моря горьки, но если и они не смоют все, что наросло за эти три года, все, что налипло, если и они не очистят, то что же поможет тогда? Откинуть голову, покачиваться на волнах, будто в ладонях матери… ведь так и есть, она же Мать всем ролфи, Белая Волчья луна. И увидеть в сияющих лунах не просто светила, но – лица… и услышать не плеск, но – голоса… «Как же давно вы не смотрели на меня, боги, как давно не говорили со мною. Верно, была недостойна».
Морайг взглянула с небес и улыбнулась молча, а Локка прищурилась и плеснула в кровь мгновенным жаром: «Гляди-ка, моя Верная, кто пришел!»
Грэйн на миг зажмурилась от невозможного, понятного лишь ролфи счастья – да! Они слышат! Они отвечают, и я снова слышу их! А потом ухмыльнулась в ответ богине, прекрасно зная, кто мог прийти сюда в этот час и этим путем. По правде-то, никто другой сюда прийти и не смог бы! Знала же, да и звала – и вот… Ролфи нащупала ногами дно и не спеша развернулась, стоя в воде по пояс.
– Ну? – нетерпеливо спросила она. – Ты все-таки поможешь мне вылезти или будешь стоять там и ждать, пока я совсем окоченею?
– Морская волчица, – ухмыльнулся бывший рилиндар и протянул ей руку. – Поймал!
– Сам же говорил, что в рыбной ловле вам, лукавому змеиному племени, нет равных, – хмыкнула Грэйн, выбираясь на камень. – А как насчет промысла морского зверя? – И прошептала в самое ухо, прижимаясь крепче: – Думается мне, что нынче боги послали тебе удачу, охотник. Не упустишь?
Боги, боги… вы же видите это, правда, видите? Какой он теплый, невероятно, невозможно теплый, живой, какой же он – настоящий! Мир пусть качается и трещит, луны могут пасть на землю, а земля – уйти в море, а море – истаять, выкипеть, иссохнуть… Пусть! Стоять так, накрепко вцепившись, и, задыхаясь, слушать, как шепчет: «Мокрая ролфи…» И дерзко и беспечно ответить, тряхнув головой: «И очень, очень холодная ролфи. Замерзшая ролфи, до костей продрогшая ролфи – так и знай!..»
И не надо больше ничего говорить, и думать ни о чем больше не надо. Все правильно, все по-настоящему, так, как должно быть… и так будет впредь. Год, боги, целый год! Много, мало – неважно! А ночь… с нею можно договориться, ведь правда же, можно? Она отступит, она не посмеет…