Теперь или никогда
Шрифт:
Ролфи помолчала, а потом молвила задумчиво:
– У тебя жестокая любовь, Джойн.
– Может быть… – Шуриа испытующе посмотрела на Грэйн. – И я слишком люблю тебя, чтобы не спросить – все так плохо? Тебе было нелегко… Там, на Ролэнси, ты… ты была несчастлива?
Почуяла, значит. Поняла. Догадалась. Впрочем, иначе и быть не могло – они и впрямь слишком близки, чтоб скрыть такое… Другое дело – только ли Джойн увидела и поняла так много? Меньше всего сейчас Грэйн нуждалась в жалости. Когти Локки! Она виновата сама и заплатит сама, и нечего тут… И как объяснить?
Эрна Кэдвен нахмурилась и настороженно огляделась, а потом все-таки созналась очень-очень
– Да. Я… я была неправильной, Джойн. Все было неправильно, не так, как должно быть, понимаешь? Они… другие офицеры… – Ролфи вздохнула и взмахнула рукой, пытаясь подобрать нужные слова: – У них все правильно: есть верность, и братство, и честь в служении! А я… Я – любовница Конри. Если это можно так назвать.
И безнадежно и виновато опустила голову. Уже привычное желание застрелиться нашло Грэйн даже здесь, на Шанте – полно, да оставит ли оно ее хоть когда-нибудь?
«Бедная моя, голова тяжелая, к земле тянет», – подумалось шуриа. Она же видела, как угнетен дух названой сестры. И горестно вздохнула:
– Он так и не отпустил тебя, этот бешеный пес. За что он тебя ненавидит? За что он преследует тебя? Я же поняла, я догадалась – это он не предупредил тебя насчет «Ускользающего». И то, что там случилось… Грэйн, это его вина! А ты… ты правильная и настоящая. Это он – неправильный ролфи.
Злость, бессильная злость душила Джону, когда Грэйн в порыве откровенности поведала про своего отца и Конри. Про мнимое предательство и настоящую смерть в позоре, про наказание безвинных и подлость человеческую.
«Великие Духи! Шиларджи милосердная! – хотелось вскричать шуриа. – Да неужели ты видела мало таких историй, древних, как этот мир, мерзких, как сама мерзость, заставляющих людей проклинать самою Жизнь и молить о Смерти?»
Сизая луна молчала в ответ. И верно, что тут скажешь? Пока люди остаются людьми, до тех пор все будет повторяться без конца. Такова уж природа двуногих существ – где душа, там и малодушие, где милосердие, там жестокость.
– И я не знаю, что теперь делать, – вздохнула Грэйн. – Это как болото – с каждым движением увязаешь все глубже. Пасть к ногам Князя, умоляя защитить? Согласись, это смешно. Уйти в отставку я не могу… это не так просто, уйти из нашей Канцелярии. Разве что вызвать его на дуэль! – Девушка печально хмыкнула. – Так ведь не примет вызов, а потом припомнит, как отцу припомнил… Я… знаешь, я все сделала, чтоб убедить его, что не хочу на Шанту. Чтоб не понял, что хочу.
– Хорошо, что тебе удалось его убедить. Ах, бешеная псина, как же он тебя измучил! Хорошо бы, чтобы он тебя вообще забыл. – Шуриа задумалась и прищурилась на заходящее солнце. – Пожалуй, мне стоит объявить ему вендетту. Ты моя сестра, он обидел сестру принцессы Шанты, он наступил на хвост шуриа. – Сузив глаза, она повернулась в сторону Ролэнси и зашипела совсем по-змеиному: – Слышшшшишь, Конри, тебе не жжжить!
И грустно рассмеялась, припомнив, верно, то же, что вспомнилось и Грэйн, – трюм «Ускользающего»… Ролфи хмыкнула, изрядно смущенная, – видит Локка, не маленькой шуриа оборонять большую и сильную ролфи! – а потом ответила очень серьезно:
– Джойн, не надо. Я знала, на что шла. Мой командир, там, еще в форте Логан – я рассказывала тебе о нем? – предупреждал меня. Но если бы не Конри, я бы не отправилась в Синтаф, не встретила бы тебя, а потом, – она улыбнулась, – и Джэйффа. Я теперь хитрая, Джойн. Я спрячу здесь свою честь, зарою где-нибудь под кустом, прикопаю. –
Небо темнело, над горами поднималась все выше и выше Змеиная луна. Воздух пах так сладко, как только пахнет он на пороге родного дома. Джойана вдохнула его и улыбнулась наливающейся сизой сталью Шиларджи.
– Ах, как странно все получается, Грэйн, – сказала она. – Ты ведь такая ролфи, настоящая ролфи, и все равно – другой такой ролфи не найти. А я вот за три года стала совсем-совсем шуриа и одновременно перестала быть ею. Сбросила кожу, родилась заново и, наверное, кое-что поняла… Помнишь, ты говорила, что надо уметь отступить, затаиться. Отступи покамест, стань немного шуриа, живи только сегодняшним днем. Впереди у нас прекрасная осень, а за ней замечательная зима, а потом и весна не за горами и не за морями… И рядом буду я, и рядом будет Джэйфф. Мы же с тобой, мы тебя любим, ты – наша.
Шуриа по-матерински обняла Грэйн, прижала ее голову к груди своей, погладила по волосам, как бы говоря: «Не утешить мне тебя, сестра моя, не разогнать прочь печали, нет, не разогнать».
– Есть хорошая песня, древняя, – шепнула она на ухо. – Я тебе спою ее, моя Грэйн.
«И тебе, Шиларджи – Мать Земли, и тебе, остров Шанта – Последняя Гавань».
И запела тихо-тихо про то, как однажды Змея, устав скитаться, найдет укромную нору, заснет в ней и прорастет яблоней. И придет под ту яблоню Волк, и ляжет у корней. А следом прилетит Сова и сядет на ветку. И тогда зацветет Яблоня. И вызреют плоды – Три Луны – Змеиная, Волчья и Совиная.
Рэналд эрн-Конри, лорд-секретарь Собственной Е. С. О. Канцелярии
Над островом Конрэнт ярился ветер, гремел жестяными отливами под крышей, выл в каминной трубе, нес с близкого моря тяжелые черно-серые тучи, брюхатые бесконечными холодными дождями, которые будут без устали литься и литься, выбивая по зеленовато-коричневой черепице крыши ритм, схожий с рокотом украшенных траурным крепом барабанов. Тех самых, чья дробь сопровождает шаги приговоренного по мокрым доскам эшафота или – по узкому треугольному двору к глухой кирпичной стенке с выбоинами от пуль…
Конри поморщился, резким движением головы отбрасывая навязчивую мысль о том, что ничем иным, кроме петли на шее или ряда черненых дул перед глазами, все его игры не кончатся. Отбросил, запретил… но страх никуда не делся, он был повсюду, он врос в плоть и струился вместе с кровью по жилам. Вечный, неутолимый страх пса, который знает, что – неверен. И жар от сгорающих в камине сосновых поленьев не помогал унять мерзкий озноб, контрабандная кадфа [7] пополам с бренди не согревала, а собственная власть казалась уже не более реальной, чем мимолетные водяные узоры на толстом витражном стекле. Скоро, уже совсем скоро дыхание Морайг станет ледяным, и дожди сменятся снегопадами, и мало найдется даже среди детей Волчьей луны мореходов, готовых рискнуть и побороться со свирепыми зимними бурями моря Кэринси. И тем паче вряд ли сыщется курьерский корабль, способный пройти по такой погоде проливом Беруин и достигнуть скалистых берегов Тэлэйт.
7
Кадфа – горячий напиток, аналог кофе.