Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль

Екимов Валерий

Но… какие ещё могут возникнуть у меня мысли, когда в собственной квартире вместо жены и дочки вдруг появляется весьма юная и совершенно незнакомая мне леди, говорящая весьма странные вещи, называя мою девятнадцатилетнюю дочь своей бабушкой да ещё используя никому не известный её детский сценический псевдоним.

– Мурь-мяу… – вместо жены в коридоре появляется наш огромный рыжий кот Тихон и, внимательно глядя на меня (мол, чего шумишь-то тут?), дружелюбно обхватывает своим пушистым хвостом ногу незнакомки.

Он

так всегда делает, когда хочет показать своё расположение и поддержку кому-нибудь из домочадцев, но чтоб этот диковатый и малообщительный «котяра» проявил внимание и нежность в отношении незнакомца, такого ещё не случалось.

– О! Тихон Маркович, – смело треплет она грозное десятикилограммовое животное по мохнатой макушке за ухом. – Здравствуй, дружище! А ты-то как тут оказался?

– Тихон Маркович? – дивлюсь происходящему.

– Ну да! – искренне радуется незнакомка, наглаживая громко урчащего кота. – Так его папа назвал в честь Тапочкина… Тихона Марковича, жившего когда-то у него в детстве.

– Тихона Лавровича, – машинально поправляю, незаметно для себя втягиваясь в разговор с кажущейся уже и знакомой мне девчушкой.

– Тихона Лавровича? – дивится она. – Может быть, может быть, – задумывается. – Так это ж он и есть? – вдруг взрывается смехом, бесстрашно обнимая нашего сурового на вид и нелюдимого гиганта. – И вправду… очень похож. А почему Тапочкина?

– Потому что он очень любит о валяющиеся у нас везде и всюду войлочные тапки точить свои когтищи.

– Ох, тошнёшеньки! – совершенно неожиданно восклицает она. – Вот и наш… тоже любит тапки обнимать.

– Ин-те-рес-но, – тяну по слогам, всматриваясь. – А скажи, пожалуйста, как тебя зовут?

– Марина, – серьёзнеет та, снова на Настин манер потешно поджимая губы и покачивая головой из стороны в сторону, словно взрослая.

– Ну, коне-ечно же… – тяну, с досады хлопнув себя по лбу, неуловимо узнавая в ней кого-то из своих домочадцев, – конечно, Марина… Валеричка.

– Так вы меня знаете?

– Ах, тошнёшеньки! – глупо улыбаюсь, бесцеремонно рассматривая юного пришельца. – Конечно, знаю! Сам же когда-то и… – чуть было не сказал: выдумал её, – … написал те странности.

– Какие ещё странности?

– Не-слу-чай-ные, – тяну по слогам. – А теперь вот никак не могу поверить в эту…

– Во что – в эту? – перебивает в нетерпении.

– В эту… новую… шестую… и, нужно признать, очень необычную странность, – досадую на свою несдержанность впасть ТЕПЕРЬ в очередные свои размышления-философствования.

Но это поистине крайне необычная странность!

Все предыдущие случались словно бы и не со мной вовсе и виделись как бы со стороны, словно в кино, мне лишь оставалось записать их и всё.

А тут что?!..

– Кстати, ты, – увожу разговор в сторону, – уже, кажется, знакома с одной из моих странностей.

– Знакома? – округляются глаза девочки. – С какой?

– Ну, ты ведь сама говорила про тетрадь.

…Мной же некогда увиденная, можно даже сказать, придуманная странность вдруг вживую явилась ко мне, в моё ТЕПЕРЬ не самое спокойное сегодня.

А это очень, очень странно и необычно.

Весь вопрос в том: что бы это… могло значить?

– А-а-а! – радостно подхватывает девчушка. – Вы говорите про зелёную тетрадь бабушки Дуни.

– Про неё самую, – радуюсь вместе с ней. – В «Неслучайных странностях» она называется «потерянной».

– Это правда, – огорчается Марина. – Она действительно потерялась. Она у меня исчезла сразу, как… – вскидывает на меня пытливые глаза.

– Как ты познакомилась со своей пра-пра-прабабушкой, – подсказываю.

– Ага, – дивится.

– Ну и не огорчайся, – смеюсь. – Она ж тебе сама сказала, что хочет успеть написать там свою песню.

– Успела?

– Конечно, – киваю.

– А всё остальное?

– И остальное… тоже, – отвожу глаза, боясь выдать свою маленькую хитрость.

– Хорошо, – успокоенно выдыхает. – Но… откуда вы знаете?

– Знаю, – выдыхаю уклончиво. – Да только лучше ты мне вначале расскажи, как ты-то здесь оказалась?

– Понимаете, – задумывается, – перед тем как я увидела бабушку Дуню, я познакомилась…

– С бабушкой Настей, – перебиваю, снова от досады легонько хлопнув себя по лбу. – Ты ж, прежде чем провалиться на сотню лет в прошлое, вначале попала в наше время через свою ровесницу, твою бабушку-подростка, живущую с тобой в твоём времени, и вот ТЕПЕРЬ…

– Что… теперь? – вскидывает глаза.

– Что, что-о? – тяну время, соображая. – А теперь вот возвращаешься обратно через тот же, получается, пространственно-временной коридор. Да вот незадача, похоже, в ту же самую точку при движении назад Мысль вернуть плоть не в состоянии.

Ну, а как она вернёт-то её в ту же самую точку, если то пространственно-временное событие уже занято движением тела в противоположную сторону…

– Да-а, – беспечно жмёт плечами. – И что это всё значит?

…а без такой промежуточной остановки в нашем времени ей, похоже, не попасть обратно в своё время.

– А эт-т-то значит, – заикаясь, пугаюсь выводу, который вдруг отчётливо вырисовывается у меня в сознании. – Ничего это не значит, – вру, глупо улыбаясь, оттягивая время.

– Понятно, – вдруг тускнеют её глаза. – Не хотите сказать?

– Отчего же это не хочу? – прячу глаза.

– Да мне и самой уже всё понятно, – неожиданно всхлипывает и, прижав к лицу ладошки, безудержно плачет.