Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Шрифт:
На проходной ни души. Андрей прислонил к электронному турникету именной чип. Раздался короткий писк – прозрачные створки разошлись в стороны, пропуская старшего сотрудника. Человек со стороны был бы удивлен наличием современных пропускных систем внутри главного корпуса ЯДИ и общим невзрачным, даже, пожалуй, ущербным состоянием Института. Все здесь было словно затянуто пылью – стены, потолок, пол. Человек со стороны был бы удивлен, но таковых в ЯДИ не бывает.
Навстречу Андрею показалась Клавдия, женщина лет сорока, работница Прикрытия. Казалось, и она слегка припорошена пылью. Клава несла
– Здравствуйте, – холодно кивнула она, отворяя дверь в кабинет начальника Прикрытия Алтухова.
Андрей очень редко общался с людьми из ЯДИ-Прикрытия, а с Алтуховым даже никогда не разговаривал – не его начальство.
Быстрым шагом он прошел через темный коридор, не встретив ни души, свернул налево, преодолел еще один электронный турникет, спустился по узкой каменной лестнице и замер у белых дверей лифта.
Здесь Андрею пришлось открыть портфель и покопаться в нем среди дисков, бумажек, флешек. Выудив электронный ключ, он коснулся им тускло мерцающего зеленого кружка. Где-то внизу послышалось сумрачное гудение, точно очнулся от многолетней спячки древний подземный дух.
Отворились дверцы, Андрей вошел в белоснежную пасть лифта.
Всегда, когда он спускался в нижнюю часть – это занимало не меньше минуты, – представлял пласты породы, медленно проплывающие за стенками лифта – толстые слои песка и глины, грубый известняк, полонивший на веки окаменелых животных. Лифт напоминал шкалу барометра – только вот что показывает этот барометр?
Засекреченный, или Подлинный, ЯДИ привычно распахнулся перед Андреем широким пространством с многочисленными ходами, коридорами, лестницами, дверьми – не верилось, что здесь трудятся всего-навсего десять человек.
В Подлинном ЯДИ все новое, блестящее – от самого маленького шурупа до компьютера. С потолка льется мягкий свет, усиливая контраст с темным, как пещера, ЯДИ Прикрытия. Впрочем, для жителей Обнинска, да и для всей страны, исключая небольшую когорту посвященных, именно ЯДИ Прикрытия – подлинный ЯДИ. И Андрей – в когорте посвященных. Временами он чувствовал гордость, ощущая причастность к чему-то великому, а иногда – страх: «А для чего, собственно, мы это делаем?». Если Невзоров узнает об этой рефлексии – одним увольнением не обойдешься… Андрей никогда не афишировал в разговорах с коллегами свои раздумья, просто добротно выполнял свою работу.
Пройдя в раздевалку, Андрей повесил плащ на крючок, поставил чемодан в шкафчик. Взял с полки белый халат.
Электронные часы не стене показали «8.40».
Сняв темные очки, Андрей надел обыкновенные – с широкими расшатанными дужками.
Подойдя к зеркалу причесаться, задержался на некоторое время, рассматривая себя. Унылый взгляд, всклокоченные волосы; очки сидят на носу совершенно по – дурацки… И этот белый халат…
«Гарри Поттер, выросший и ставший дантистом… Дантистом в поликлинике».
Снаружи раздались шаги. Андрей торопливо вышел из раздевалки.
– Островцев. Привет!
Андрей пожал мягкую руку стоящего перед ним человека. Старший научный сотрудник Смолов… За боязливо озирающиеся глазенки и свистящий шепот Смолова прозвали Хомяком. Хомяк был то, что называется tabula rasa 3 :
3
Чистая доска – лат.
– Как жизнь? – спросил Смолов, заглядывая Андрею в глаза.
«С чего это он?» – удивился Островцев.
– Да вроде отлично. А у тебя?
Смолов улыбнулся, обнажив два длинных передних зуба, закивал головой, но ничего не сказал. Андрей обошел его и проследовал к лестнице, ведущей в ОПО – опытный отдел.
«С чего это Смолов спрашивает про жизнь?» – вертелось в голове. Больше всего на свете старший научный сотрудник Островцев боялся проблем.
Андрей спустился вниз, остановился на минуту перед дверью, набирая на замке секретный код.
ОПО – это царство змеиного шипения. Оно доносится откуда-то снизу, из-под многочисленных люков в полу, заставляя думать о чем-то индийском, естественно-природном, о Будде. Андрей был единственным «жрецом» ОПО, как он иногда именовал себя.
Белый коридор, покрытый изоляционной плиткой, тянулся до тех пор, пока не становился куском темноты: Андрей ни разу не дошел до его конца и считал, что это невозможно. Большую часть времени он проводил в своем кабинете, расположенном в головной части коридора, если можно назвать кабинетом открытое широкое пространство, со стулом, столом и компьютером, сиротливо приткнувшемся в уголке. Лифт у стены время от времени уносил Андрея еще глубже, – туда, где и вершилась главная работа.
Так же здесь располагались душевая и стеллажи с несгораемыми пухлыми конвертами – результатами опытов. На каждом конверте – десятизначный номер и электронный чип, за каждый конверт Андрей отвечает головой.
Положив портфель прямо на клавиатуру компьютера, Андрей сел на стул, опустив сцепленные руки на колени. Искусственный свет делал его лицо зеленоватым, зеленоватыми были стены, потолок, стеллажи.
Что-то мертвенное таилось во всем, – и в Андрее тоже. Месяцами копошась в ОПО, Островцев чувствовал, что искусственная зелень проникает все глубже и глубже под кожу. Он отдавал себе отчет, что работу свою ненавидит, ненавидит институт, кропотливую упорность, с которой зарождается в его недрах нечто змеиное, едва ли направленное на «мирное строительство».
Но что он еще умеет? И потом – разве напрасны были унизительные и голодные годы учебы?
Ездить в Москву? Андрей и до Обнинска-то добирается с трудом; к тому же, в Москве вряд ли можно применить его знания… Так где же? Только здесь, в Подлинном ЯДИ. Ну и еще, разве что… Миражом возникли в голове некие здания, люди, понятия, условно именуемые словом Запад.
Островцев потянулся за минералкой. Сделал пару глотков из бутылки. Поморщился от слабого щекотания в носу.
Часы на стене показали 09.30. Ничего себе присел! Андрей почувствовал укол совести. Все-таки он – добросовестный работник.