Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Шрифт:
– Я рада, что ты простил меня, Андрей, – прошептала она, касаясь пальцем застарелого шрама в виде буквы «С» у меня на груди.
Я обнял свою женщину, поцеловал – ее губы пахли тушенкой.
Марина вдруг заплакала.
– Я рада, что ты простил меня, Андрей.
5. Взрывчатка
Собаки повизгивали, приседая так, что шерсть на груди утопала в снегу. Шесть пар глаз сверкали в сумерках.
Сильные, лоснящиеся от сытости животные. Чем Снегирь их кормит?
– Берегите собак, – увещевал хозяин, застегивая ремень на шее последнего пса. Снегирь ловко орудовал левой рукой, помогая себе обрубком правой. – Других нам не найти.
– Не волнуйся, – беззаботно отозвалась Марина. – Чуть что, мы способны постоять и за себя, и за собак. Разве только шальная пуля…
– Чур тебя. Сплюнь!
Марина сплюнула на снег. Поверх комбинезона она надела пуховик с надписью на спине: «Полиция», на голову водрузила шапку-ушанку. В правой руке – длинная погонщицкая палка.
Я чувствовал себя неуютно в новой одежде: пальто жало под мышками, джинсы терли в области паха. Зато гриндера словно специально пошиты под мою ногу.
Собаки рвались, подергивая ремни. Трудно поверить, что они смогут сдвинуть сани, если мы с Мариной усядемся в них.
– Пшли! – крикнул Снегирь, ударив по загривку вожака упряжки, пегого пса с обвисшими, порванными ушами.
Ветер рванулся навстречу.
Красная площадь осталась позади, упряжка понеслась вдоль поросшего кустарником берега реки. Зеленая вода неподвижна, лишь кое-где плыли по течению снежные островки. Посреди широкой дороги замерли проржавелые машины. Казалось, что скрипение полозьев и ровное дыхание собак разносится на многие километры вокруг.
– Взгляни, Андрей, – окликнула Марина.
Справа от упряжки виднелись белые развалины.
– Храм Христа Спасителя. Здесь проходили церковные службы. В книге сказано: Храм был разрушен, затем всем миром восстановлен.
– Как это – всем миром?
– Значит, каждый дал, сколько смог.
Направляемые Мариной собаки свернули в переулок. От развалин домов рябило в глазах. Джунгли еще не пришли сюда – упрямо и бесповоротно – но кое-где их наступление уже заметно.
Луна скрылась за тучей, стало темно. Я думал, Марина остановит упряжку, но не тут-то было: собаки не сбавили скорости. Мы въехали на мост, полный мертвых автомобилей, – река внизу струилась черной лентой.
– Тпру!
Упряжка замедлила ход.
С моста виден густой лес, выросший вдоль речного берега.
– Парк Горького – одно из самых опасных мест в Пустоши, – сообщила Марина. Голос ее звучал настороженно. – Андрей, держи пистолет наготове.
Мы свернули с моста в тонкую кишку переулка. Снова выглянула луна, снег заблестел. Полуразвалившиеся здания возникали перед упряжкой, как будто вырастая из-под земли. Мне начинало казаться, что собаки сбились с пути.
Вдруг Марина крикнула:
– Стой!
Упряжка замерла. Псы дышали тяжело, роняя на снег слюну.
– Приехали.
Я увидел желтую ленту железной дороги, платформу с покореженной табличкой: «Москва – товарная». До боли захотелось взобраться на невысокую насыпь и по шпалам – прочь из этого города, в Джунгли.
– Андрей, скорее. Кажется, будет метель.
Марина была права – небо заволакивали тучи; усиливался ветер.
– Здесь раньше был рынок, – перекрикивая ветер, сообщила Марина. – Кое-что сохранилось.
– Рынок сохранился?
– Кое-что из барахла.
Я взял вожака за ошейник, дернул. Упряжка последовала за мной, таща сани.
Это было длинное приземистое сооружение из шероховатых, соединенных между собой металлических листов. Крыши не было, ворот тоже. Вместе с собаками мы вошли внутрь. Лучше бы мы этого не делали… Посреди склада горел костер (и как только мы не заметили, не почуяли дым). У огня, сгорбившись, сидели трое.
– Мародеры, – шепнула Марина.
Я сжал в кармане рукоять пистолета.
Мародеры поднялись нам навстречу. Двое, крупные, с одинаковыми квадратными подбородками, с близко посаженными свиными глазками (близнецы?), с выражением сытой невозмутимости на физиономиях, одетые в одинаковые тулупы и большие валенки. Третий – коротышка, горбоносый, тщедушный, в желтом пальто похожий на цыпленка.
– Кто вы такие? – крикнул «цыпленок». Голос у него оказался неожиданно низким, словно украденным у другого человека. – Уёбывайте отсюда! Это моя территория.
– Что значит твоя территория? – внешне спокойно ответила Марина. – С каких пор Район Второго Кольца поделен?
Коротышка сплюнул на снег.
– С тех пор, как я сюда пришел.
– Ты? – Марина пожала плечами. – Я тебя впервые вижу.
«Цыпленок» умолк, глядя по-волчьи. Его сподручные переминались с ноги на ногу.
– Ну, не будем ссориться, – коротышка вдруг сменил гнев на милость.
Замер, разглядывая меня.
– Кожанка, гриндера… Недурные вещицы… Вы сектанты?
Молчание.
– Можете не отвечать. Вижу: сектанты. Ленинцы, сталинцы, возрожденцы?
– Не твое дело, – оборвала коротышку Марина. – Мы приехали за барахлом, и имеем на него такое же право, как и вы.
– Не мое де-ело, – протянул, словно зевая, мародер. – Кстати, отличная упряжка…
Я и моргнуть не успел – в левой руке коротышки появился пистолет.
– Пожалуй, я заберу ее, если вы не против, – он засмеялся. – А ты, кожанка, – обратился «цыпленок» ко мне, – держи руки по швам. Дернешься достать пушку – начиню свинцом.
Ветер завывал где-то в черной вышине, ему вторила одна из собак в упряжке, словно чуя: хозяева попали в беду.
– Глеб, – коротышка кивнул одному из близнецов. – Обшарь-ка их.