Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Шрифт:
Бледный свет проникал в окно моей квартиры. На столе – пустая бутылка из-под зеленки, напоминающая о вчерашних визитах. Я поморщился: в висках глухая боль. Однако нужно собираться – сегодня важный день.
Подняться с кровати оказалось не так-то легко. Как быстро привыкаешь к теплой постели!
Давно ли я был игроком и проводил ночи на деревьях в Джунглях?
К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и куртку,
В банке, принесенной отцом Никодимом, осталось примерно треть тушенки. Вкусно пахнет, зараза! Ухмыльнувшись, я поставил банку на стол, так и не притронувшись к тушенке. Взял тварку, стал жевать, запивая холодной водой.
В дверь постучали.
– Открыто.
Высокий стрелок замер на пороге.
– Приказано явиться в Главк.
Значит, пора. Я поднялся с заскрипевшего стула, окинул взглядом свою квартиру. Увижу ли снова эту печку, стол и кровать? Кажется, недолго здесь прожил, а вот на тебе – взгрустнулось.
Стрелок привел меня к одному из административных зданий Второй Военной.
– Следуйте туда, – указал на массивные двери, охраняемые автоматчиками.
Я двинулся к дверям, но не успел войти в Главк. Мне навстречу, в сопровождении двух особистов, вышел отец Никодим.
– Долго дрыхнешь, Ахмат, – он хлопнул меня по плечу. – Так недолго продрыхнуть собственное провозглашение в конунги.
Особисты и караульные стрелки вежливо засмеялись.
– Сюрприз, ваш крест, был больно горяч, – сказал я. – С такой трудно уснуть.
По лицу отца Никодима разлилось самодовольство.
– Рад, что Вика тебе понравилась. Редкостная шлюха.
– Да, – я кашлянул. – Спасибо, ваш крест.
Блестя на солнце черной краской, к зданию подрулил автомобиль. Тот самый. На пулевые пробоины наложены жестяные заплатки, которые ремонтник, видимо, еще не успел закрасить.
– Ну, что ж, пора, – подал голос отец Никодим и пошел к машине.
Особист распахнул перед ним дверцу, затем несильно толкнул меня в плечо:
– Залезай.
Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.
– Садись, Ахмат.
Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой – быстро они находят замену погибшим.
– Трогай, – бросил отец Никодим в спину шоферу (тоже, кстати, новичку).
Машина дернулась и поползла в сторону железнодорожного депо, юля на обледенелой дороге.
– Куда мы едем, ваш крест?
– Как куда? – отец Никодим взглянул на меня, как на полоумного. – На твое провозглашение, разумеется.
– Оно будет
– На базе.
Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.
– Я понимаю, тебе хотелось бы стать конунгом в Цитадели. Собственно, там всегда и проходят провозглашения… Но, я решил…
– Не беспокойтесь, ваш крест, – воскликнул я. – Меня все равно, где именно меня провозгласят. Лишь бы поскорее!
В глазу отца Никодима блеснул чертик.
– Молодца, Ахмат. Так и надо.
– Подъезжаем, ваш крест, – подал голос особист.
Из-за широкой спины шофера я увидел выстроившихся в шеренги стрелков, как во время рождественских испытаний. Черт подери, да тут никак не меньше тысячи бойцов! И все они греются на морозе ради меня…
– А Лорд-мэр здесь? – ровным голосом поинтересовался я.
– Лорд-мэр? – приподнял бровь отец Никодим.
– Я думал…
– Не обижайся, Ахмат, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на плацу появлялся Лорд-мэр…
Ну, конечно. Провозглашение в конунги – это, наверное, такая же обыденность в Армии, как, скажем, зачистка. Лорд-мэру недосуг заниматься подобными пустяками… А что, если бы он все-таки появился на плацу? Просто так, поглазеть. Неужели я убил бы его? И что бы это дало? Христо, зачем ты послал меня сюда? Я уже ничего не понимаю…
– Р – равняйсь! – рявкнул седобородый офицер, как только из машины появился отец Никодим. – Пр-риветствие!
Тысяча глоток послушно:
– Вторая– Военная – База – салютует —тебе – отец!
Офицер протянул отцу Никодиму мегафон.
– Возьмите, ваш крест.
Глава ОСОБи кивнул и, поднеся мегафон к губам, крикнул:
– Слава Лорд-мэру!
– Слава, слава, слава!
– Мы собрались здесь, чтобы почтить заслуженной наградой доблесть нашего брата…
Усиленный динамиком голос отца Никодима разносил по плацу слова о подвиге, о самопожертвовании, о славе. При всем желании я не мог принимать эти слова на свой счет и с нетерпением ждал, когда он закончит свою речь.
– Я желал бы, чтоб каждый стрелок в минуту опасности, грозящей начальству…
Да, опасность действительно была. В виде «шишки» Варяга, жаждавшей проникнуть в святая святых сущности его креста…
– Вел себя так же, как стрелок Ахмат, которого, милостью и волей Лорд-мэра мы провозглашаем сегодня конунгом Армии Московской резервации!
Шеренги встретили заключительную фразу отца Никодима нестройным славословьем Лорд-мэру. Был также и свист, и неодобрительные выкрики: весть о выскочке, пребывающем в Армии без году неделя, а уже дослужившемся до конунга, как червь, сосет сердце и мозг.