Теплая Птица

Гавриленко Василий Дмитриевич

На лицах мужчин отразилось все. Мне не нужно быть ими, чтобы понять — они только что, вместе со мной, находились там, в Твери, в заснеженном тупичке, глядели в красноватые глаза мутанта.

— Впечатляюще, — проговорил лошадиное лицо. — Но как ты спасся от Паши?

Этот вопрос застал меня врасплох. Помедлив, я ответил:

— Паша почему-то развернулся и ушел, словно услышал зов.

— Зов?

— Да, именно.

Члены трибунала некоторое время молча разглядывали меня, затем лошадиное лицо сказал:

— Впрочем, мотивировки мутантов еще не до конца изучены…

— Я, если честно, ни разу эту тварь не видел, — признался бугай.

Женщина бросила на него строгий взгляд.

— Не превращайте трибунал в балаган.

— Не буду.

Бугай прикрыл рот широкой ладонью.

— Ваш рассказ, конунг, — женщина повернулась ко мне, — представляет определенный интерес. Столкновение с питерами, это, безусловно, прецедент.

— Который, — подал голос лошадиное лицо, — безусловно, выходит за рамки нашей компетенции.

— Не думаю.

Лошадиное лицо воззрился на женщину с нескрываемым удивлением. Та и бровью не повела:

— Согласна, в компетенцию трибунала не входит обсуждение столкновения с питерами — здесь решение принимает исключительно Лорд-мэр. Однако, вынести вердикт в соответствии с Уставом Наказаний, исходя из анализа стратегических действий конунга, мы можем. И даже обязаны.

— Но…

— У вас есть возражения?

Лошадиное лицо осекся и покачал головой.

— Конвоир, — крикнула женщина. — Выведите!

Я маялся перед запертой дверью, из-за которой глухо доносились голоса. Что они там обсуждают? Что вообще здесь можно обсуждать? Отряд москвитов столкнулся с отрядом питеров на своей законной территории, был атакован и истреблен. А они упражняются в чесании языков. Как жаль, что отца Никодима нет на Второй Базе!

— Жим-жим?

— Что?

— Спрашиваю — дрожат поджилки? — ухмыльнулся конвоир.

— А, это. Да, дрожат, — признался я. — Жим-жим.

— Впускай! — донеслось из-за двери.

Я вошел в комнату. Что-то в ней изменилось. Лошадиное лицо ковырял длинным желтым ногтем крышку стола; бугай разглядывал потолок. Лишь женщина открыто и прямо смотрела на меня: в ее лице отчетливо читалось сознание исполненного долга.

— Конунг Артур, — произнесла она, поднявшись со стула, — трибунал Московской резервации, взвесив все за и против, опираясь на Устав Наказаний, властью, данной ему Лорд-мэром.

— Слава Лорд-мэру, — глухо отозвались лошадиное лицо и бугай.

— Вынес приговор, являющийся безусловным воплощением судебного принципа Московской резервации — «Будущее зависит от тебя». Конунг Артур, вы приговорены к казни через повешенье.

— Что?

— Приговор должен быть приведен в исполнение публично в назидание тем, кто недобросовестно исполняет свои обязанности.

— Что ты такое лепечешь? — процедил я. — А вы, — окинул взглядом остальных членов трибунала, — вы чего молчите?

Лицо женщины сделалось жестким.

— Это решение трибунала Московской резервации, бывший конунг. Тебе ясно?

— Заткнись, — заорал я, уже не сдерживая переполнивший меня страх. — Ты была в Твери, сука? Была? Ты видела Пашу?

— Конвоир!

Ударом в челюсть я сшиб с ног вбежавшего в дверь стрелка.

— Мне нужно поговорить с отцом Никодимом, слышите?

Бугай вскочил из-за стола.

— Не надо, конунг.

— Где отец Никодим?

Бугай кинулся на меня, придавив к стене так, что затрещали ребра. В помещение вбежали два стрелка. Один принялся хлопать по щекам лежащего на полу конвоира, другой стал помогать бугаю.

— Когда ты вступал в должность конунга, — перекрывая шум, крикнула женщина, — ты должен был подумать о возможных последствиях.

— Сука, — прохрипел я.

— Заткни пасть.

Бугай коротко боднул меня в висок. Чернота заполнила сознание.

4

РАССВЕТ НЕДАЛЕК

Я очнулся во тьме. И не было желания выяснять, что это за тьма.

По крайней мере, не холодно. Значит, меня не бросили в сырой каземат.

Мозг настойчиво подсовывал картинки только что (а может, уже давно) прошедшего заседания трибунала. Толстые, похожие на червей, губы женщины, зачитывающей: «Вы приговорены к казни через повешение». Не эти ли самые губы зачитывали приговор Христо и Букашке? Помнится, Марина рассказывала про Бога, про загробный мир, про ад и рай… Неужели и вправду что-то существует там, за гранью? И я смогу снова встретиться с Христо и сказать ему, что он ошибся во мне? Причем, не только во мне, но и в Серебристой Рыбке?

Или есть только этот мир, мир снега, мир жестокости, мир смерти; он реален, он — не иллюзия, и уже поэтому его не хочется покидать.

Я сел.

В окошко под потолком заглянула луна, осветив привычную обстановку: кровать, стол, печка. Я дома, на своей квартире.

Поднявшись с кровати, ступая босиком по холодному полу (куда подевались гриндера?), дошел до двери. Толкнул. Скрипнув, дверь отворилась. Дьявол! Да они что, издеваются?

Я шагнул на крыльцо. Жгучий мороз пронзил пятки. Тропинка извивалась от моей квартиры в сторону бараков, как бы приглашая: иди. Пошел бы, если б был обут…

Но почему я босиком?

Вернувшись в помещение, тщательно обыскал каждый закоулок. Ботинок не было.

Несмотря на странность положения, я не смог сдержать смех. Надо же, какие умники! Оставили дверь открытой, но, чтобы узник не сбежал, изъяли у него ботинки. Верный расчет — босиком по снегу далеко не убежишь.

В животе заурчало. Кажется, у меня оставалась тварка…

Подошел к столу, из подвесного шкафчика достал жестяную коробку.

— Приговоренец собирается ужинать.