Теплые рукавицы
Шрифт:
— Ну, — говорю, — давай знакомиться. Федор я. По батьке Игнатович. А тебя как звать?
— Иван.
— Смотри, имя русское, а на русского не похож.
— Я ойрат.
— Что за ойрат, — спрашиваю, — народа такого даже не знаю.
— Мы, — отвечает, — монгольского племени.
— Как же сюда лопал?
— Мать рассказывала, с отцом. А вы что же, на комбинате?
— Да, на строительстве. Как догадался?
— Шапки, — говорит, — у вас одинаковые и пальто тоже.
Ну разговорились понемногу, хотя Иван оказался не очень болтливым вроде меня. Он на зимовье с матерью жил, а мать у него, представьте себе, охотник. В этот вечер ушла к тетке в поселок
В двенадцать мы, понятно, встретили Новый год, Москву послушали. Стол Иван приготовил отличный: и рыба копченая, и мясо, и грибы, и водка нашлась. Хозяин был трезвенником, но я свое взял...
Перед сном порешили мы с Иваном, что утром он меня проводит до поселка. Ну, а к утру нога моя распухла, валенок не лезет. Вывих ли, трещина, тут только гадать можно, И сел я, так сказать, окончательно на мель. Мой ойрат вытаскивает из-за печи санки здоровые, сажает меня на них, утепляет, как может, а вместо моих перчаток выдает теплые рукавицы на лисьем меху. «Это что же, — спрашиваю, — подарок Деда Мороза?» «От него, — говорит, — чтобы руки не мерзли». Ну снял я свои часы — и ему на память. Обменялись сувенирами. А потом потащил он мою тушу — я около ста килограммов весил — до поселка, далее отвез с шофером на станцию, посадил в поезд и проводил до самого Ангарска, где сдал врачам. Пролежал я недолго, вернулся на комбинат и все подумывал на праздники навестить Ивана, да так и не собрался. Все лень, все черствость душевная! Но рукавицы сибирские до сих пор, между прочим, храню...
Думаю, напрасно говорят, — заключил свой рассказ Гнатюк, — с кем Новый год встретишь, с тем не разлучишься.
— Правильно говорят! — раздалось за спиной Гнатюка. Рассказчик повернул голову. На него, улыбаясь, смотрел зять.
— Лицо ваше сразу показалось мне знакомым, — сказал Иван Черных, — но как-то не связалось с зимовьем, хотя встречу нашу я не раз вспоминал, а часы ваши — вот они...
Приподняв рукав пиджака. Черных протянул руку навстречу встающему Гнатюку.
— Постой, постой. Неужели ты, и часы те самые... — неуверенно произнес Гнатюк. — Ты и есть тот самый Иван, что подобрал меня полуживого?
— Ну, силы у вас было достаточно. Портфель свой, помню, держали мертвой хваткой.
— Так ведь в нем ботиночки парадные лежали! — подхватил Гнатюк. — И портфель помнишь... Да, вижу теперь — Иван, он самый! Слушай, я еще тогда хотел спросить, да забыл: как же ты, совсем молодой, меня, матерого мужика, не испугался?
— Мы с матерью никого не боялись. Однако вышел я с ружьем, только вы его не заметили...
— Не стал стрелять в будущего тестя! — сострил Гаврилов.
В комнату вошла хозяйка. Она несла поднос с заново наполненными чайниками. Увидев ее, Гаврилов предостерегающе поднял руку.
— Ну нет! — решительно сказал он. — У нас здесь событие, которое грешно не отметить. Мы снова будем пить шампанское!
Совещательный голос
Центр по изучению сверхновых проблем моховедения буксовал. От учреждения, набитого современными приборами и аппаратурой, в течение долгого времени не поступало открытий и разработок, которых ждали заинтересованные министерства и ведомства. Идеи не возникали, опыты не давали результатов, вопросы не получали ответов.
Обеспокоенный директор Центра доктор наук и непременный участник международных симпозиумов В.П.Проничкин призвал на помощь коллег из Центра универсальных социологических исследований. Дело происходила в восьмидесятых годах XX столетия, обошлось без бумажной волокиты, по одному звонку. Социологи, душевный народ, откликнулись с охотой и вскоре прибыли к Проничкину с проектом анкеты на сорок четыре пункта. С помощью анкетирования и обработки материалов на вычислительных машинах предстояло установить причины творческого застоя и наметить пути ренессанса, то есть, проще говоря, подъема моховедения.
Учитывая значимость предстоящего разговора, директор вызвал к себе заместителей по научной части и по кадрам. Началось совещание.
Вопросник, предложенный социологами, осмыслялся с трудом. Пункты вроде: «В чьем окружении вы предпочитаете работать — в мужском, женском или наедине с собой?», или «Все ли в порядке у вас дома?», или «Предпочитаемые вами цвета интерьера?» — составителям пришлось разъяснять с присущей их профессии скрупулезностью.
Взять хотя бы роль цвета. Если сотрудник работает на стенде, установленном на фоне мрачной коричневой стены, через полчаса жизнь ему начинает казаться подобием этого унылого фона и эффективность труда неминуемо падает. Администрация, обнаружив это, навешивает на стену декоративную композицию в жизнерадостных желто-голубых тонах, напоминающих морской пляж. И что же? Вопреки ожиданиям трудовые показатели не стремятся вверх. Пестрота красок отвлекает сотрудника, он уже в иной сфере, мечтает об иных материях и охладевает к поставленной задаче. Таким образом, резюмировали социологи, роль цвета переоценить трудно. Всякий раз надобно подобрать единственно верный вариант: цвет должен стимулировать, но не отвлекать, успокаивать, но не тянуть ко сну, внушать оптимизм, но не превращать работника в несерьезного бодрячка...
На третьем часу совещания дверь директорского кабинета открылась, и на ковровую дорожку вступила гардеробщица тетя Нина. «Очень вовремя», — подумал Проничкин: он был утомлен новизной вопроса и жаждал паузы.
— Здравствуйте, товарищи! — бодро произнесла она, степенно приблизилась к столу Проничкина и, протягивая ему лист бумаги, сказала: — Уж извините, Валентин Павлович, но и вас пришлось побеспокоить, от кадров мне одни отказы идут...
— Ради бога, ради бога! — воскликнул Проничкин, подал ей стул и, попросив извинения у социологов, приготовился слушать незваную посетительницу.
— Прошу перевести в уборщицы по собственному желанию.
— А у нас вы, простите, кем?
— В гардеробе я, левая сторона.
– — Левая сторона... Так, так. А почему, собственно, решили уйти? Что вас не устраивает?
— Носить тяжеловато, Валентин Павлович. Мне ведь шестьдесят пятый, на пенсии я. Подрабатываю у вас внучке на приданое. Но в гардеробе никакой передышки, целыми днями взад-вперед, взад-вперед...
— Это почему же взад-вперед? — изумился заместитель по кадрам.
— А как же? — удивилась, в свою очередь, тетя Нина. — Некоторые сотрудники не успеют в кабинет зайти, как тотчас обратно. Мало ли какие дела находятся. У нас промтовары, химчистка рядом, в молочную творог привозят отличный... Я вот тут таблицу приложила за двадцать первое число. Взгляните, если нетрудно. Пятеро выходили за день по четыре раза, пятнадцать номеров — по три раза, а сорок — по два... Ну и так далее.
— Интересно, интересно! — Проничкин придвинул таблицу поближе.
— Так сколько же у нас получается выходов в неположенное время? — попросил уточнить заместитель по научной части.