Теплые рукавицы
Шрифт:
Вспоминаются строки Сергея Александровича Есенина:
Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком...Компромисс
«— Так берете этот кочан?
— Нет, я маленький просил.
— А этот не маленький? Всего шесть пятьсот.
— Велик больно. Мне бы килограмма на два.
— Что, не донесете? Слабосильный такой, да? А еще молодой мужчина.
— Не в том дело. Просто не нужно. Зачахнет он у
— Зачахнет?! Жена посолить должна!
— Я один живу. Мне на щи. Маленький. Знаете, отрежьте, пожалуйста, мне треть от этого кочана.
— Один живет! Можно сказать, в самом соку — и один. А капусту и арбузы я не режу. Так берете этот кочан? — Далее последовал тонкий психологический выпад: — Берите, вас люди ждут. Очередь стоит, не видите?
Апелляция к очереди дала результат.
— Молодой человек, нельзя ли побыстрее?
— Кочан берете, не жену.
— Поезжайте на рынок, там и привередничайте.
— Простите, пожалуйста, товарищи! Еще одну минуту... Мне маленький нужно — килограмма на два, — продолжал молодой человек разговор с продавцом.
— Маленьких нет! Все такие.
— Предыдущему покупателю вы достали совсем маленький кочанчик.
— Не могу я каждый раз нагинаться. Надоело. Вас много, а я одна. Все на прилавке лежит. Больше доставать не буду.
— Разрешите, я сам пройду и достану.
— Ну, если мы всех за прилавок пускать начнем... У нас здесь, между прочим, огурцы соленые стоят! Так берете этот кочан? Или я закрываю отдел!
Небольшая, но эмоциональная очередь, подогретая ультиматумом продавца, подвергла молодого человека остракизму, то есть изгнанию...»
Корреспондент газеты «Городская звезда» Дима Первушин выключил магнитофон и откинулся на спинку стула, охваченный воспоминанием о записанном эпизоде. Гражданином, который так и не унес в свое холостяцкое гнездо шестикилограммовый кочан, был он, Первушин. А его собеседницей — продавец овощного отдела гастронома номер три-бис Клокова.
О культуре обслуживания в гастрономе писали в газету многие покупатели. Редакция поручила Первушину установить: соответствуют ли претензии покупателей истинному положению дел.
Задание редакции требовало выдержки и недюжинного самообладания. Первушин вздохнул и снова включил магнитофон...
«— Александр Карпович, к вам можно?
— Да, да!
— Здравствуйте, Александр Карпович!
— Здраст... Слушаю вас.
— Я из «Городской звезды», корреспондент Первушин.
— Пресса. Очень и очень рад. Да вы садитесь. Удостоверение позвольте. Так. Первушин Дмитрий Николаевич. Спецкор. Очень приятно. С чем к нам?
— Да вот по письмам насчет культуры обслуживания.
— Письма? Жалобы то есть? И вам пишут? И нам — в книгу жалоб. Нервы, знаете ли у людей, нервы... Сдают нервы. Не умеем беречь себя. Через мой кабинет директора в день проходит до двадцати человек, плюс-минус. Смотришь на них, Дима, — вы разрешите, я ведь в отцы вам гожусь — и думаешь: ну зачем? Из-за чего? Ради каких-таких принципов?! Плюс-минус десять граммов, какое это имеет значение в жизни?!
— Плюс не имеет, а минус...
— Ну, минус! Какое это имеет значение? Не граммы надо считать, не на весы смотреть, а на собственное здоровье! Вот чего никакой жалобой не вернешь, не восстановишь письмом в газету! Так о чем пишут вам, в прессу?
— Разное пишут. Грубость — это первое. Грязновато. Насчет обвешивания, искусственного дефицита пишут.
— Полный ассортимент! И это вместо того, чтобы дома расслабиться, снять напряжение, посидеть за рюмочкой коньяка... Извините, Дима. Бровкин слушает. Приветствую вас! Все сделано.. Как условились. Там около пяти. Финский, отличный. Венгерского не получаем давно. Да, тот был поинтереснее. Перчик, специи, я сам предпочитаю... Да не за что, всегда рад. Так послать или от вас заедут? Саша заедет? Пусть прямехонько ко мне идет. Ну ради бога... Чем богаты, тем и рады. Всего вам наилучшего, здоровьичка! Ксении Петровне привет и тоже здоровьичка!.. Да... О чем мы, Дима? Кстати, сервелатом не интересуетесь?
— Нет, я вегетарианец.
— Правильно делаете. Особенно если сырые овощи употреблять, варить не нужно...»
Первушин выключил Александра Карповича и взял записную книжку. На ее страницах была запечатлена мозаика наблюдений. Он прочитал наугад:
«...3 октября, после трех. Отдел гастрономии. За прилавком Полечка, так зовут ее некоторые покупатели. Перманентно грязный халат. Особенно фасад. Долго недоумевал: почему? Потом увидел: она вытирает об него руки. Встал в очередь. Из дверей подсобки вышла женщина. Полечка «завесила» (принятое выражение) 1 кг сосисок женщине, а потом еще кг и еще. Завертывала и складывала под прилавок.
— А это кому? — устав ждать, спросили из очереди.
— Подшефным, — лаконично ответила Полечка и «завесила» еще два раза по кг.
Весы ее стоят почему-то у стены. Габариты Полечки полностью загораживают стрелки. Все же успел заметить: дважды она недовешивала граммов по десяти...»
Дочитав страничку, Первушин стал подбивать бабки. Заметки, магнитофонные записи и фотографии полностью подтверждали жалобы покупателей гастронома номер три-бис. Культурой обслуживания гастроном действительно не блистал. Не было здесь ее интеллигентной ноги, не оставила она заметного следа.
«Пора писать!» — решил Первушин и начал обдумывать ход, заголовок и концовку. Полет творческой мысли прервал звонок почтальона. Она принесла извещение на посылку. Первушин извещению удивился и долго его рассматривал. Отправитель своего адреса не указал, а штампы оставались загадочными, как нерасшифрованные письмена древних. Вскоре Первушин решил, что в посылке содержится очередной розыгрыш знакомого фотокорреспондента, и, сгорая от нетерпения, помчался на почту. Ящичек оказался небольшим, но тяжеленьким. Обратный адрес был странным: «Стопино, Энской области, ул. Гоголя, 8, П. П. Пружинкину». Еще более распаляясь любопытством, строя на бегу планы ответного розыгрыша и ухмыляясь, Первушин прибежал домой, взял клещи и начал распаковывать. Под крышкой лежала открытка с изображением тюльпанов; золото букв гласило: «Поздравляю!» На обороте располагался короткий, со вкусом составленный текст: «Поздравляю с наступающим! Желаю здоровья, успехов в прессе и большого личного счастья!»