Теранезия
Шрифт:
Гул становился громче, пока вдруг не стал оглушительным. Прабир застыл, как парализованный, представляя бомбы, летящие вниз, по направлению к целям, пока самолет, ускоряясь, улетает прочь. Но после того, как исчез затихающий звук двигателей, ничего не случилось. Только из джунглей доносилось лягушачье кваканье.
Прабир готов был рассмеяться от облегчения, но смех застрял у него в горле. Может быть из защитили надписи — краска была хорошо видна, благодаря температуре панелей на крыше — как черное на сером в искаженных цветах инфракрасного экрана. Но если пункт назначения самолета изначально был другим, а Теранезия не значила ничего и была только мимолетным ландшафтом под крылом, тогда бомбы еще могут сбросить этой ночью. На другой остров.
Прабир таращился в темноту, испытывая ноющую пустоту в груди. Он снова засунул руку в клетку и продолжил поиск. В этот раз его усилия оказались не напрасны: кончики его пальцев коснулись куколки. Из-за этого та начала болтаться, но шелковая нить, удерживающая ее, оказалась достаточно упругой. Он подождал, пока затихнут колебания, затем бережно обхватил ее ладонью. Поверхность была холодной и гладкой, как шеллак.
Он не знал, насколько потной была его ладонь, и не хотел засовывать в клетку и левую руку — для этого ему пришлось бы повернуться и он мог задеть еще какие-нибудь предметы. Некоторое время он стоял совершенно неподвижно, запоминая расположение куколки. Потом вытащил руку, тщательно смочил ее потом и обтер о поверхность спящего насекомого, уверенный, что такой дозы яда будет более чем достаточно.
Он закрыл клетку и вышел из домика тем же путем, что вошел. С запозданием присел, чтобы проверить, не оставил ли он следов, но вдоль выбранного им маршрута было много густой травы, на которой не оставалось отпечатков и которая не давала его ногам запылиться настолько, чтобы оставить следы внутри помещения.
Когда он улегся в гамак, то почувствовал себя выжатым досуха физически, еще более изнуренным, чем когда он наполовину вскарабкался на вулкан. Но все, что сделал в домике бабочек, уже казалось еще более нереальным, чем сон. Не видев преступление, ему будет легче выглядеть невиноватым, когда он услышит эту новость. К тому времени, когда отравленная бабочка не родится, или, развернув крылья, умрет в лучах солнца, не останется даже тени воспоминания о его руке внутри клетки.
Прабир возвращался с пляжа с Мадхузре на руках, когда до него донесся громкий глухой удар со стороны кампунга. Было похоже на звук обрушившегося дерева, но не было ни скрипа рвущейся древесины, ни треска ломающихся веток.
Мадхузре с удивлением глянула на него, но не напирала, требуя объяснений: она была вполне способна придумать все сама. Им все придется выслушать это за ужином: на острове появилось новое чудище, натыкающееся на деревья в поисках вкусных детишек.
Прабир услышал, как мама закричала полным ужаса голосом:
— Радженда!
Мадхузре выглядела испуганной, ее ротик скривился. Прабир опустил ее на дорожку.
— Стой здесь.
Он побежал к кампунгу. Мадхузре неразборчиво закричала ему вслед; он обернулся и увидел, что она расстройства машет руками. Он остановился и в нерешительности уставился на нее. Что если опасность и здесь? Если солдаты десантируются с самолета, они могут быть где угодно.
Он побежал обратно к Мадхузре и подхватил ее на руки. Она вцепилась ему в щеки и стала колотить по шее, плача и распуская сопли. Прабир проигнорировал нападение и затрусил обратно вниз по дорожке, не обращая внимания на вес и сопротивление Мадхузре. Это было как бег во сне: джунгли текли мимо него без всякого желания и усилий с его стороны. Сон сам нес его вперед.
Мама стояла одна, в смятении, посреди кампунга и огладывалась, будто ища что-то. Заметив Прабира она начала бить себя кулаком по лбу.
— Забери ее! Она не должна это видеть! — раздался ее гневный крик.
Сбитый с толку Прабир остановился на краю кампунга, пытаясь сдержать слезы. Где отец?
— Мам, что случилось?
Мать уставилась на него, как на идиота.
— Где лестница? — прокричала она. — Что ты сделал с лестницей?
Прабир не помнил. Он собирался отнести ее в подсобку, когда закончил расписывать крыши, но это наверняка было первое место, которое мама проверила.
Он неуверенно сделал шаг вперед.
— Я помогу тебе искать.
Мать в отчаянии отмахнулась от него и начала ходить кругами вокруг центра кампунга.
Мадхузре с пунцовым лицом кричала и пыталась вырваться из его объятий. Прабир побежал в домик родителей и опустил Мадхузре в ее кроватку. Она была уже достаточно высокой, чтобы вылезти оттуда, если бы захотела, но и достаточно умной, чтобы понимать, что последующее падение может причинить ей вред. Прабир опустился на колени и прижал ее лицо к прутьям.
— Я обещаю, я скоро вернусь. С Ма. Окей? — ответа он не ждал.
Прабир нашел лестницу в кустах, за домиком бабочек — там, где последний раз пользовался ею. Он схватил ее одной рукой и побежал к матери. Лестница была не слишком тяжелой, но перетягивала в одну сторону, нарушая баланс.
— Куда мне ее нести? Где Па? — громко прокричал он, нервничая.
Мама несколько секунд смотрела на него невидящим взглядом, потом прикрыла рот рукой и закрыла глаза. Прабир, похолодев, смотрел на нее.
Когда она открыла глаза, казалось она немного успокоилась.
— Па ранен. Мне понадобится твоя помощь. Но ты должен делать в точности, что я скажу, — мягко проговорила она.
— Конечно, — сказал Прабир.
— Жди здесь. — Он исчезла в подсобке и вернулась с двумя деревянными упаковочными ящиками. — Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты шел за мной на расстоянии пяти метров. Иди след в след. Неси лестницу, но не давай ей коснуться земли.
Пока она говорила, Прабир слышал все возрастающее сомнение в ее голосе, как будто она начинала думать, что просит от него слишком многого.
— Идти в пяти метрах позади тебя. След в след. Не давать лестнице коснуться земли, — твердо сказал он.
Она через силу улыбнулась.
— Хорошо. Я знаю, что ты не глупый, я знаю, что ты будешь осторожен. Сможешь быть мужественным для меня? — она пыталась поймать его взгляд, и у Прабира защемило в груди.
— Да.
Отец лежал в неглубоком кратере посреди сада за подсобкой. Его ноги были искалечены, почти раздроблены. Темная кровь стекала по бедрам, просачиваясь сквозь слой песка, которым его наверное присыпало от взрыва. Его глаза были закрыты, лицо искажено болью. Прабир был слишком шокирован, чтобы заплакать и когда он почувствовал, как жалобный крик «Па!» рвется из него, то задавил его.