Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

Коттлер Джеффри А.

РЕЗУЛЬТАТ ТЕРАПИИ ОПРЕДЕЛЯЕТ КЛИЕНТ

Неожиданный звонок послужил Джону некоторым утешением, ведь, к его немалому удивлению, выяснилось, что сессия, которую он считал едва ли не худшей в своей карьере, стала для клиента полезным опытом. Пожалуй, это был один из главных парадоксов, связанных с темой нашей книги: иногда клиент и специалист имеют совершенно разные представления о том, что можно считать терапевтическим успехом, а что — катастрофой. Более того, иногда терапия, которая, на первый взгляд, производит впечатление настоящего провала, в долгосрочной перспективе оборачивается вполне положительным результатом.

История Безумного Макса была иллюстрацией подобного парадокса: Джон Норкросс упрекал себя за ужасно проделанную работу, однако со временем выяснилось, что на его непростого клиента та единственная сессия оказала благотворный эффект. Впрочем, мы прекрасно знали, что этот парадокс работает в обе стороны,

и попросили Джона привести пример противоположной ситуации, когда он был уверен, что справился со своей задачей, а клиент оценил результат его трудов, мягко говоря, как посредственный.

“У меня обычно не бывает таких случаев, преимущественно по той причине, что я всегда определяю успешность сессии на основании впечатлений клиента. Большая часть моей работы, по сути, сводится к тому, чтобы регулярно отслеживать реакции человека на то, что происходит в моем кабинете. Конечно, иногда случается так, что под конец сессии мне кажется, что я отработал на пять с плюсом — внимательно выслушал клиента, умело подобрал подходящую методику, подтолкнул своего подопечного к какому-то важному осознанию, — а потом, когда я спрашиваю человека, как все прошло и что мне стоит учесть на будущее, выясняется, что он оценивает мою работу не так позитивно, как я надеялся. В подобных ситуациях я никогда не настаиваю на своем и мгновенно пересматриваю собственное восприятие результативности данной конкретной сессии”, — задумчиво пояснил Норкросс.

Далее в свойственной ему манере Джон привел в подтверждение своей точки зрения результаты нескольких эмпирических исследований, в которых показано, что психотерапевты далеко не всегда способны объективно судить о результате проделанной работы и впечатлениях клиента. По мнению Джона Норкросса, главным критерием качества терапии является мнение человека, сидящего в кресле напротив, и именно поэтому специалисту нужно внимательно следить за его поведением и реакциями. Джон признался, что сложнее всего это дается ему на ранних этапах работы, когда терапевтический альянс еще не полностью сформирован и многие люди не склонны проговаривать свои негативные впечатления. “Когда же терапевтические отношения достигают определенной степени доверия, большинство клиентов начинают откровеннее говорить о своих реакциях на мои слова и поступки, охотно подсказывая мне дальнейшее направление работы”, — заверил Норкросс.

Вспоминая о том, до чего нам неприятно выслушивать критику со стороны клиентов или студентов, которым что-то не понравилось в нашей работе, мы решили поинтересоваться у Норкросса, как он умудрятся настолько конструктивно воспринимать негативную обратную связь.

“Не буду скрывать, поначалу это была своего рода нарциссическая травма, — признался Джон, — однако с годами я сполна познал все преимущества гибкого подхода, когда специалист умеет подстраиваться и позволяет клиенту беспрепятственно перекраивать и подгонять процесс терапии под свои нужды. Я вполне способен потерпеть временный дискомфорт и угомонить свое уязвленное самолюбие ради того, чтобы добиться желаемого результата в долгосрочной перспективе”. Подобная точка зрения показалась нам до того любопытной, что мы попросили нашего собеседника больше рассказать об этом.

“Ближе к концу практически каждой сессии я подвожу условные итоги всего, что происходило у меня в кабинете в течение последнего часа, сверяюсь с клиентом по поводу промежуточных целей и задач, которые нам предстоит достигнуть, спрашиваю его о впечатлениях от нашей сегодняшней встречи. Я специально задаю вопросы, предполагающие открытый ответ, чтобы человек не просто сказал «да» или «нет», а поделился своими внутренними переживаниями по поводу содержания сессии и моих действий. Клиенты по-разному отвечают на эти вопросы. Кто-то признается, что удивлен неожиданными поворотами, которые приняла наша беседа, кто-то высказывает разочарование, кто-то затрудняется дать обратную связь и говорит, что сегодня не было ничего особенного. Дальше я анализирую такие комментарии и стараюсь развить тему, спрашивая у человека, в каком направлении нам, по его мнению, следует двигаться.

Я нахожу и содержание, и процесс подобной промежуточной «сверки часов» исключительно ценными, поскольку таким образом могу получить важную информацию о том, как лучше планировать терапию и максимально адаптировать следующую сессию под индивидуальные потребности клиента”, — охотно пояснил Норкросс.

Как оказалось, Джон применяет полученные сведения не только для того, чтобы корректировать общее направление терапии, но и для того, чтобы выбирать оптимальное время следующей сессии. В этом заключается еще одна особенность фирменного стиля Джона Норкросса: со многими своими клиентами он предпочитает встречаться реже одного раза в неделю. В качестве аргументации подобного подхода Джон приводит данные нескольких научных исследований, а также собственный многолетний опыт, согласно которому еженедельные сессии уместны исключительно в кризисных ситуациях, а в остальном большинству

людей вполне достаточно видеться с психотерапевтом один раз в две, а то и в три недели. Так что, вместо того чтобы на прощание говорить клиенту дежурную фразу: “До встречи через неделю”, — Норкросс всегда спрашивает: “На какой день вы хотели бы назначить следующую сессию?”

МОРАЛЬ СЕЙ БАСНИ

Напоследок мы решили расспросить нашего собеседника о том, какие уроки, по его мнению, наши коллеги могут извлечь из его истории терапевтической катастрофы? Каким образом другие терапевты могли бы поучиться на его ошибках и применить его непростой, но, несомненно, ценный опыт к своей практике?

“Я бы ответил на этот вопрос двояко. С одной стороны, те выводы, которые я сделал, однозначно пригодились бы многим моим коллегам. Я допустил оплошность, проделал работу над ошибками, и теперь другие могли бы воспользоваться моим опытом, чтобы не наступать на те же грабли. Размышляя об истории Безумного Макса и о том, как я своими неосторожными словами и действиями усугубил конфликт, я заново получил несколько фундаментальных уроков. Первое и самое главное: нам всем следует установить и поддерживать четкие границы в плане рабочей нагрузки и того, за какие случаи мы беремся, а за какие — нет. Мне было крайне неприятно осознавать, что пресловутая забота о себе, которой я посвятил столько научных исследований, так никогда и не вошла в число моих личностных качеств. Оказалось, что я своего рода сапожник без сапог, и мне до сих пор немного стыдно за это. Когда люди читают мои статьи на тему заботы о себе и восхищаются тем, до какой степени мне удалось овладеть этим навыком, я всегда спешу их разочаровать и смиренно признаю, что в моем случае это классический пример психологической компенсации: я так много пишу об этом важнейшем качестве в надежде на то, что когда-нибудь словосочетание забота о себе войдет и в мой лексикон.

Во-вторых, эта история — наглядное напоминание о том, что контрперенос не дремлет. Перед тем, как встречаться с клиентом, мне нужно было хотя бы частично проработать свою злость на себя и обиду на коллегу.

Ах, да, чуть не забыл. В-третьих, и случай Безумного Макса, и результаты моих исследований четко указывают на то, что в работе с конфликтными клиентами, активно сопротивляющимися терапевтическому процессу, необходимо применять особый подход. Это уникальная ситуация, в которой от специалиста требуется минимум директивности и максимальный акцент на процессах самоконтроля клиента. К сожалению, с самого начала я пренебрег этим правилом.

С другой стороны, сам факт того, что мы столь откровенно обсуждаем табуированную тему профессиональных ошибок, может сослужить хорошую службу многим начинающим терапевтам. Когда бывалые специалисты открыто признают, что в их карьере тоже случались не самые успешные сессии, это помогает их менее опытным коллегам понять, что никто не застрахован от неудач. Из-за необходимости соблюдать конфиденциальность, которая неизбежно ведет к некоторой степени изоляции, все мы время от времени склонны чрезмерно персонализировать подобные неприятные ситуации, хотя на самом деле это неотъемлемая часть человеческой жизни”, — пустился в размышления Джон Норкросс.

Слова Джона напомнили нам о том, как из-за негласного запрета на открытое и честное обсуждение терапевтических катастроф многие специалисты совершенно необоснованно полагают, что они единственные, кто совершает ошибки. Мы попросили нашего собеседника развить эту тему и подробнее рассказать о том, как наши коллеги склонны излишне принимать профессиональные неудачи на свой счет.

“Что ж, я часто провожу супервизию для психотерапевтов. Для меня едва ли не главной отличительной чертой хороших отношений в супервизии всегда была готовность моего подопечного открыто рассказывать о своих чувствах по поводу допущенных ошибок, неверных интерпретаций и просто неудачных сессий. Это крайне любопытное зрелище: когда человек начинает вслух говорить о своих просчетах и промахах, у него внезапно расправляются плечи, чувство стыда отступает, и весь эмоциональный фон мгновенно меняется в лучшую сторону. Когда же в ответ я признаю, что у меня самого бывали подобные ситуации, мой подопечный перестает чувствовать себя единственным психотерапевтом на свете, который в силу уникальной, одному ему присущей черты характера провалил сессию, в то время как другие люди никогда не допускают ошибок. Вы бы знали, сколько специалистов искренне изумляются, когда до них доходит, что их коллеги неидеальны и тоже имеют за плечами не одну терапевтическую катастрофу. Впрочем, чему удивляться, если в учебниках по психотерапии и обучающих видеороликах собраны исключительно успешные случаи, где рабочий процесс протекает без сучка, без задоринки? К сожалению, в нашей среде не принято открыто говорить о провальных сессиях и терапевтических неудачах. Возможно, если бы мы признали, что у всех нас время от времени возникают сложности, нам было бы проще с ними справляться, потому что в таком случае мы бы знали, что не одиноки в своей беде”.