Шрифт:
Многие любезно помогали мне в работе над этим романом, отвечая на мои вопросы и/или читая и комментируя текст. Выражаю особую признательность Мари Эндрюс, Бернарду и Энн Бергонци, Айзеку Винкелю Холму, Майклу Полу и Мартину Шардлоу.
Все в этан романе — обычная смесь реальности и вымысла, причем персонажи и их поступки вымышлены полностью, за исключением, пожалуй, сценариста документального телефильма, вскользь упомянутого в части четвертой.
Д.Л.
Т е р а п и я. Лечение физических, умственных или социальных расстройств или болезней.
«Знаешь что, Сёрен? Ничего у тебя нет, это всё твоя дурацкая привычка сутулиться. Просто распрямись, стань ровно, и болезни твоей как не бывало».
Кристиан Лунд, дядя Серена Кьеркегора
Сочинительство — форма терапии.
Грэм
Ну что ж, поехали.
Часть первая
Понедельник, утро, 15 фев. 1993 г.Теплый февральский день пробудил от спячки белок. Голые деревья в саду превратились для них в подобие игровой площадки с аттракционами. Я наблюдал, как две белки играли в пятнашки на каштанах прямо под окном моего кабинета: бегут по спирали вверх по стволу, виляя и делая ложные выпады среди ветвей, затем мчатся по суку и прыгают на соседнее дерево, потом устремляются к земле, замирают на полдороге, их коготочки сцепляются со сморщенной корой не хуже застежек-липучек, и вот уже белки несутся по траве, первая старается уйти от преследования, уворачиваясь, петляя и делая немыслимые развороты, пока не доберется до канадского тополя, а там уже обе одна за другой взлетают по стволу и, усевшись на гибких ветвях, балансируют, тихонько покачиваясь и удовлетворенно поблескивая друг на друга глазками. Чистая игра — никаких сомнений. Они резвились, соревнуясь в проворстве исключительно ради развлечения. Если реинкарнация существует, я был бы не прочь вернуться в этот мир белкой. Коленные суставы у них, должно быть, из закаленной стали.
В первый раз я почувствовал эту боль около года назад. Я торопился на поезд 18.10 с Юстонского вокзала и метался по всем четырем комнатам своей лондонской квартиры, запихивая сценарии и грязные носки в «дипломат», закрывая окна, выключая свет, переключая таймер центрального отопления, опорожняя в раковину молочные пакеты, заливая унитаз «Санилавом», — короче, проходился по «горячему» списку «Уходя из квартиры», который Салли составила и прилепила к дверце холодильника магнитиком с желтой фигуркой, когда вдруг почувствовал резкую, пронизывающую боль, словно раскаленную иглу воткнули в правое колено, а потом вытащили, оставив в этом месте память о боли. Я вскрикнул от изумления и повалился на кровать (в тот момент я находился в спальне).
— Господи! — громко воскликнул я, хотя был один. — Что за черт?
Осторожно, со страхом и трепетом поднялся. (Интересно, есть такое выражение или я его сам придумал? Да, такое выражение есть, я только что посмотрел в словаре, встречается в нескольких местах Библии.) Со страхом и трепетом встал и, перенеся вес тела на правую ногу, сделал несколько шагов без всяких болезненных последствий, пожал плечами и списал эту историю на защемление нерва, какой иногда случается, когда повернешься взять что-нибудь с заднего сиденья машины и почувствуешь внезапный мучительный прострел в шее. Я закончил обход квартиры, успел на поезд и больше об этом не вспоминал.
Примерно неделю спустя, работая у себя в кабинете, я скрестил под столом ноги и снова испытал это — внезапный приступ боли в правом колене. Я судорожно вдохнул, и у меня вырвалось звучное: «Черт». С того дня боль начала посещать меня с нарастающей, хотя и непредсказуемой частотой. Она редко настигала меня, например, во время игры в гольф или теннис, как можно было бы ожидать, но наносила удар сразу послеигры, в баре клуба, или в машине по дороге домой, или когда я совершенно неподвижно сидел у себя в кабинете, или лежал в постели. Она заставляла меня вскрикивать посреди ночи, так что Салли думала, что мне приснился кошмар. Должен отметить, что меня преследуют депрессии, тревоги, бывают приступы паники, ночная потливость, бессонница, но кошмары — единственное из этой серии, чего у меня нет. Да я и снов-то не вижу. Насколько я понимаю, это означает, что я их просто не помню, — говорят, мы видим сны все время, пока спим, так говорят. Словно ночью у меня в голове впустую работает телевизор. Канал грез. Как жаль, что невозможно записать эти передачи на видео. Может, тогда бы я понял, что со мной происходит. Я не про колено. Я про свою голову. Свой разум. Свою душу.
Учитывая все мои проблемы, таинственная боль в колене — это уже перебор, хотя, должен признать, с человеком могут случиться вещи и похуже. Например: рак, рассеянный склероз, нервно-двигательные расстройства, эмфизема, болезнь Альцгеймера и СПИД. Не говоря уж о врожденных заболеваниях, скажем, о мышечной дистрофии, церебральном параличе, гемофилии и эпилепсии. Не говоря уж о войнах, эпидемиях и голоде. Но что интересно — даже сознавая все это, ничуть не легче переносить боль в колене.
Может быть, это и есть «атрофия сострадания»: каждый день средства массовой информации обрушивают на нас такой поток людских страданий, что мы словно израсходовали все свои резервы жалости, гнева и негодования и можем думать только о
[1], КАФОД [2], ЮНИСЕФ, «Спасите детей», Королевский институт помощи слепым, Красный Крест, Общество помощи больным раком, мышечной дистрофией, приюты и т.д. и т.п. Во всех конвертах стандартные письма и отпечатанные на газетной бумаге листовки с неясными ч/б фотографиями голодающих чернокожих детишек с похожими на прутики конечностями и лицами стариков, маленьких детей в инвалидных колясках, беженцев, сидящих где-нибудь в оцепенении, или калек на костылях. Как, спрашивается, можно противостоять этой волне человеческого горя? Что ж, могу рассказать, что делаю я.
Покупаю у одной организации специальную чековую книжку, по которой рассылаю взносы на благотворительные цели по своему выбору на общую сумму тысяча фунтов в год. Эта организация еще и возвращает мне налог с выплаченной суммы, что, по сути, увеличивает ее до 1400 фунтов. Так что ежегодно эти четырнадцать сотен я делю на небольшие взносы: 50 фунтов голодающим детям Сомали, 30 фунтов жертвам насилия в Боснии, 45 фунтов на водяные насосы в Бангладеш, 25 фунтов центру реабилитации наркоманов в Базилдоне, 30 фунтов на исследования в области СПИДа и так далее, пока счет не опустеет. Это похоже на попытки промокнуть мировой океан пачкой бумажных платочков «Клинекс», но зато атрофия сострадания мне не грозит.
Конечно, я могу пойти на гораздо большие траты. Мой нынешний доход позволяет мне безболезненно расходовать на благотворительность десять тысяч в год. Если уж на то пошло, я могу отдать все свои деньги, только пользы от этого будет все равно как от пачки «Клинекса». Поэтому я и оставляю большую их часть себе и трачу, помимо всего прочего, на лечение собственного колена у частного врача.
Сначала я пошел к своему терапевту. Он рекомендовал физиопроцедуры. Через некоторое время физиотерапевт посоветовал мне проконсультироваться у специалиста. Специалист назначил артроскопию. Это новый вид высокотехничной микрохирургии, все делается с помощью телевидения и волоконной оптики. Хирург закачивает вам в ногу жидкость, чтобы создать подобие съемочной площадки, а затем вводит туда инструменты не толще иглы. На конце одного камера, на конце другого — режущее приспособление, а третий снабжен устройством для отсоса отходов производства. Инструменты настолько малы, что невооруженным глазом их и не различить, а хирургу потом даже не надо зашивать проделанные отверстия. Он сгибает ваш коленный сустав, рассматривая его на экране телемонитора, а потом удаляет поврежденный хрящ, или ткань, или костный заусенец, или что еще там может причинять беспокойство. Я слышал, что некоторым пациентам делали лишь местную анестезию и они сами следили за ходом операции на мониторе, но мне такое не по нутру, я так и сказал. Низар ободряюще улыбнулся. (Так зовут ортопеда, у которого я наблюдаюсь, мистер Низар. Я называю его Низорал. За глаза, разумеется. Он с Ближнего Востока, из Ливана или Сирии, откуда-то оттуда, причем очень давно оттуда, насколько я знаю.) Он обещал, что мне сделают общий наркоз, но я получу кассету с видеозаписью. И это не шутка. Я знал, что в наши дни люди уже не фотографируют на свадьбах, крестинах и на отдыхе, они записывают все на видеопленку, но кто бы мог подумать, что операции тоже пойдут в дело. Можно смонтировать небольшую подборку и просмотреть ее с друзьями за вином с сыром: « Это мне удаляют аппендицит в 1984 году, или это было в 85-м., чистая работа, а?. А это открытая операция на сердце, ой, тут камера немного дернулась… Дальше будет чистка Дороти…»[На заметку: не взять ли идею для «Соседей»?] Я сказал Низару: «Ты, наверное, мог бы наладить небольшой бизнес — давать напрокат кассеты тем, у кого не было своих операций». Он посмеялся. Он верил в артроскопию и обнадежил меня, что девяносто пять процентов операций проходят успешно. Но ведь кто-то все же попадает в число невезучих пяти процентов.
Операцию мне сделали в Раммиджской городской клинической больнице. Как частный пациент, я, естественно, должен был лечь в «Эбби», больницу БУПА
[3], рядом с крикетным полем, но в тот момент у них оказалось чересчур много больных - закрыли одну из операционных или что-то в этом роде, - и Низар сказал, что будет быстрее, если я лягу в обычную городскую больницу, где он один день в неделю работает на государственную службу здравоохранения. Низар пообещал, что у меня будет отдельная палата, а так как операция не требует пребывания в стационаре более суток, я согласился. Хотелось покончить с этим как можно скорее.