Терминатор. Да придет спаситель
Шрифт:
Охранники тоже оглянулись. Такие посетители, как доктор Серена Коган, были в Лонгвью большой редкостью. Хотя, надо сказать, их заинтересовало вовсе не ее звание. А вот реакция Райта оказалась не такой однозначной, как можно было ожидать. Коган давно привыкла к заряженным тестостероном взглядам, а потому игнорировала их.
Несмотря на то, что ей уже миновало тридцать, Серена, оставалась очень привлекательной женщиной. Этим она отчасти была обязана своей работе, побуждавшей к постоянному совершенствованию и концентрации внимания. Тем не менее,
Остановившись возле его камеры, она, не дрогнув, встретила взгляд Райта. Недолгое молчание было выразительнее многих красноречивых слов. Заключенный взглянул на священника:
— Уйди.
В его устах это слово прозвучало не как просьба, а как приказ. Прервав исполнение требы, священник показал взглядом на Библию:
— Я еще не закончил, сын мой.
Взгляд Райта переместился на незваного утешителя. Выражение глаз стало более жестким, чем самый твердый бетон. Отвечать священнику не потребовалось, тот был человеком понятливым и прагматичным и без труда расшифровал предназначенное ему послание. Как только металлическая решетка приоткрылась, священник вышел, даже не взглянув на нового посетителя. Он уже погрузился в собственные мысли, не столь утешительные, как ему того хотелось бы.
Один из охранников неохотно оторвался от созерцания фигуры доктора Коган и, взглянув ей в лицо, кивнул:
— Если что-то потребуется, мы будем рядом. — Посмотрев на коллегу, он добавил: — Не делайте ничего такого, чтобы пришлось звать на помощь.
Дверь камеры закрылась за доктором Коган. Поскольку даже формального приветствия не получилось, повисла неловкая пауза. Райт и раньше не был склонен к пустой болтовне, а потому сейчас рассматривал свою гостью молча. Молчание ширилось, угрожая стать таким же бескрайним, как и разделявшая их пропасть в общественном положении.
— Как дела? — наконец пробормотала она.
Вопрос, прозвучавший в каменном мешке тюрьмы, был забавным, как выступление высокооплачиваемого комедианта.
— Спроси меня об этом через час, — холодно ответил Райт.
Если не смущение, то хотя бы молчание было разрушено. После этого женщина переключила внимание на маленький столик, стоявший в камере. На нем не было никаких личных вещей, кроме единственной книги: «За гранью добра и зла». Не самое занимательное произведение, но, увидев обложку, она обрадовалась:
— Ты получил мою книгу.
Райт не собирался комментировать очевидный факт. Прочитал ли он книгу от корки до корки или использовал страницы вместо туалетной бумаги — выражение его лица не давало повода выбрать тот или иной вариант. Разговор не клеился.
— Я решила сделать еще одну, последнюю попытку. — В сумраке камеры ее бледная кожа светилась, словно солнце, которого он больше не имел возможности увидеть. — Прошу тебя…
Ни улыбки, ни недовольства. Все то же непроницаемое выражение, все тот же бесстрастный голос.
— Тебе следовало остаться в Сан-Франциско, — тихо произнес он. — По-твоему, что-то должно было измениться?
Она еще несколько
— Если ты поставишь подпись под этим документом, твое тело послужит благородной цели. У тебя появится шанс, если ты в своем завещании дашь согласие принести пользу человечеству. Такая возможность не всякому доступна в твоем положении.
Он пристально посмотрел ей в лицо:
— Тебе известно, что я сделал. Я не жду никакого шанса.
Серена помолчала, потом собрала со стола бумаги и ручку. Тонкие руки дрожали, но не от холода или страха. Их переписка частично приоткрыла ему причину.
— Конечно, я не единственный, кому вынесен смертный приговор, не так ли? Забавная штука — жизнь. Ты думаешь, моя подпись на этих бумагах поможет тебе излечиться от рака, доктор Коган?
Она слегка напряглась.
— Мы все когда-нибудь умрем, Маркус. Рано или поздно умирают все. Люди, растения, планеты, звезды — абсолютно все. В общем порядке вещей ни твоя, ни моя жизнь не имеют значения. Мы появляемся всего на пару минут; мы едим, смеемся, суетимся, и вот нас уже нет. — Серена щелкнула пальцами. — Вот так. Я беспокоюсь не о себе. Меня волнует будущее человечества.
Он немного подумал над ее словами, потом кивнул:
— Можно подумать, я обязан заботиться о будущем человечества. Так же, как и всякий другой. Это ведь оно породило меня, не так ли? — Он снова помолчал, затем неожиданно добавил: — Вот что я скажу. Я продам его тебе. Продам… — он опустил взгляд, — …вот это, — закончил Райт, не скрывая отвращения. Она явно такого не ожидала.
— Продашь? И какой же будет цена?
Он снова поднял голову и спокойно встретил ее взгляд. В пустоте его глаз мелькнул отблеск жизни. Впрочем, может, это был только отсвет висящей под потолком лампочки.
— Поцелуй.
Серена уставилась на него, слегка приоткрыв рот.
— Это попытка показаться забавным?
Райт смущенно пожал плечами.
— Я никогда не мог никого рассмешить, даже если и старался. — Райт обвел рукой камеру. — И это место не слишком располагает к веселью. Ну как? — Он похлопал рукой по груди. — Ты согласна на сделку?
— Ты шутишь, правда?
— Тот парень, который так считал, не успел понять, что заблуждается.
Женщина сглотнула. Ее внутренности давно разъедала неоперабельная опухоль. Серена могла что-то приобрести и абсолютно ничего не теряла. Удивительно, как быстро перед лицом смерти становятся бесполезными такие абстрактные понятия, как самоуважение и достоинство. Она снова положила на стол бумаги и ручку и повернулась, безвольно уронив руки. Выглядело это так, словно она стояла перед расстрельной командой.
С тех пор как к нему в камеру вошел священник, Райт впервые поднялся со своего тюфяка. Стоя он выглядел гораздо выше и крупнее. От мощной фигуры почти ощутимо распространялись волны и физической, и психологической угрозы. Одна его близость возбуждала страх.