Терн
Шрифт:
Тёрн помолчал, глядя на алхимика со странным выражением – смесью лёгкой досады и известного понимания.
– Мне кажется, почтенный мэтр не совсем со мной откровенен, – наконец проговорил дхусс, глядя на Ксарбируса в упор. – Я шёл через Навсинай и видел совсем другое.
– Любопытно будет послушать, – улыбка медикуса сделала бы честь опытному царедворцу.
– Против Гнили нет защиты. Эликсиры срабатывают один раз, скажем, останавливают многоножек, но, когда вспухает следующий нарыв, твари спокойно идут сквозь яд, и ничего им не делается. Рождаются не только «ляльки чорные», как говорят пахари, но и вроде бы совершенно нормальные
– А-а, – протянул Ксарбирус. – Неужто я вижу перед собой ещё одного спасителя мира? Дорогой мой Тёрн, уверяю тебя, мир прекрасно проживёт, несмотря ни на какую Гниль. Это просто контрольный механизм. Ты понимаешь, что это значит?
Дхусс сдержанно кивнул.
– А раз понимаешь, то должен знать неизбежное следствие взрывного роста численности, как принято говорить у нас, учёного люда. Моих собратьев расплодилось слишком много. Мир, как может, защищается от нас. Не всегда приятными нам средствами, но ничего не поделаешь. Долг магов и алхимиков – помочь утверждению баланса, не допустить всеобщего бедствия. Чтобы болезнь не пошла вширь, вразнос, чтобы необходимая коррекция не обернулась катастрофой. Что, надеюсь, тебе тоже понятно.
– Странно, – помолчав, сказал дхусс. – Странно, что высокоучёный мэтр Шелдари не стал объяснять мне всё это. Ведь в изложенном вами, достопочтенный доктор, нет ничего скрытого или тайного.
– Значит, ты таки не понял, – Ксарбирус изобразил досадливую гримасу. – Скажи, что ты слышал по дороге сюда через Державу? Что говорит простой народ о Высоком Аркане и магах?
– Что и всегда, – Тёрн оставался закрыт и сдержан. – Что живут только своими интересами. Что ничего не предпринимают, дабы изжить Гниль. Ну и, конечно, толкуют о том, что неплохо бы податься «куда-нибудь ещё». Болтают, что жизнь куда легче за морем Мечей.
– Как же, легче, слушай их больше! – хохотнул Ксарбирус.
– Это неважно, «легче» она на самом деле или нет, – заметил Тёрн. – Важно, что пахари этому верят. Вот, досточтимый доктор, вы спросили меня, о чём толкуют в Державе, – я ответил. Но что же из того?
– А то, – Ксарбирус наставительно поднял палец, – то, мой дорогой дхусс, что простонародье уверено – маги обязаны остановить Гниль. Не понимая, что да, обязаны, но лишь до определённого предела. Разумного предела, конечно же. Повсеместное распространение знания, что ни Высокий Аркан, ни частнопрактикующие чародеи, вроде меня, не станут нарушать естественный ход вещей, может привести… к нежелательным последствиям.
– То есть к мятежу.
– Тебе виднее, мой дорогой, – хихикнул алхимик. – Я таких слов не произносил. Только о «нежелательных последствиях». Про мятежи ты уже сам додумал.
– Вы гоняете меня по кругу, доктор, – по-прежнему ровно, без малейшей примеси раздражения, сказал дхусс. – Наверное, с целью выяснить, что мне нужно «на самом деле». В искренность вы верите не больше, чем в детские сказки.
Ксарбирус как-то подозрительно резко задрал подбородок.
– Глупости! – поспешно выпалил он.
– У меня есть вопросы не только про Гниль, – добавил Тёрн, не обращая внимания на последнюю реплику алхимика. – Знамения, мэтр Ксарбирус. Уже упоминавшийся Небесный Сад, россыпь странствующих звёзд, так похожих на занесённые мечи. Свечения, сияния, изменения пути Гончих и даже рисунка веками неизменных созвездий. Гниль усилилась после него, сказали вы. Но не была ли она изначально вызвана чем-то подобным? И не возвестил ли, в свою очередь, Небесный Сад что-то ещё, кроме того, что бедствие стало ещё злее? Многие… верят, что те явления предрекли великие бедствия, по сравнению с чем сама Гниль – лишь мелкая неприятность.
Ксарбирус ответил не сразу – казалось, медикус с особым тщанием подбирает выражения.
– Небесные явления, несомненно, связаны с общими проявлениями магии в нашем мире, – алхимик словно вновь оказался на кафедре перед внемлющими каждому его слову студиозусами. – Но тут есть тонкость. Астрологи в большинстве своем – патентованные жулики, дурящие бедный, доверчивый народ! В отличие от нас, алхимиков, работающих с настоящим веществом, с материальными субстанциями, кои можно осадить, выпарить, кристаллизовать… В небо глядит слишком много пустых глаз, и слишком много пустых голов тщится к вящей выгоде истолковать те или иные явления. До сих пор нет точного соотнесения небесных явлений с теми или иными событиями, за исключением, пожалуй, всё той же Гнили; однако Гниль – это всеобще, это явление мировое…
– Как и пророчества о конце света, – ввернул Тёрн.
– Как и пророчества о конце света, – не растерялся медикус. – Однако у нас отсутствуют понятийный и аналитический аппараты, чтобы проверить это, – по понятным причинам. Теоретизировать можно бесконечно, мой добрый дхусс, и лишь даром потратить время. Я предпочитаю ставить перед собой задачи, разрешимые хотя бы принципиально. Биться над не имеющими решения – смысла нет. Как уже сказал, мы, алхимики, работаем с материальным…
– А магия, источаемая Камнями, тоже материальна, мэтр?
– Хм, – осёкся было Ксарбирус, но тотчас нашёлся: – Конечно, материальна! Как материален свет, способный оказывать давление. Пусть очень и очень слабое, но давление! Просто магия – это особый вид материи. Но она тоже подчиняется определённым законам, а что можно подчинить соответствующим закономерностям, материально по определению.
– По какому?
– По определению материальности, вот по какому! – не выдержав, гаркнул Ксарбирус. – Не оспаривай моих слов, дорогой дхусс. Рисунок небесных созвездий действительно изменился, ты прав, но это имеет своё объяснение, помимо того, что сие есть «пророчество». Наложение коротко– и долгопериодических циклов даёт порой видимый невооружённым глазом экстремум, каковой мы сейчас и наблюдаем, наибольшее отклонение от всегдашнего, среднего положения. Я надеюсь, так понятно?
– Понятно, – непроницаемо кивнул Тёрн.
– Так что ты хотел узнать ещё?
Со стороны могло показаться – дхусс вполне серьёзно собирается повернуться и закончить разговор. Но, помолчав и словно поколебавшись, он задал-таки ещё один вопрос:
– Кое-где я слыхал о пр'oклятых детях. Их ещё звали «детьми Гнили».
– А, – Ксарбирус змеино улыбнулся, взгляд его резал, не хуже ножа. – Так вот в чём причина. Кажется, мне предстоит серьёзный разговор со стариной Шелдари. Он, похоже, перестарался. Пр'oклятые дети. Внешне ничем не отличающиеся от обычных, и только потом, в зрелом возрасте… Милый мой, дорогой, любезный дхусс. Я понимаю, почему ты проделал такой путь. Почему Шелдари послал тебя ко мне. И почему ты вёл эту долгую и, надо признать, бессмысленную беседу.