Тернистый путь к славе
Шрифт:
— Завтра в то же время, мистер Коркоран?
— Да, пожалуйста.
— Всего хорошего.
— До свидания.
Коржик постоял, глядя на дверь, потом повернулся в мою сторону и рассказал все без утайки. К счастью, он принял как само собой разумеющееся, что мне уже все известно, поэтому обошлось без особого смущения.
— Это идея моего дяди, — объяснил Коржик. — Мюриель пока ничего не знает. Портрет станет сюрпризом к ее дню рождения. Кормилица забирает ребенка под предлогом прогулки и буксирует его сюда. Какая насмешка судьбы, Берти. Впервые в жизни я получил заказ на портрет, а позирует мне эта протоплазма! Головастик, который выскочил, как черт из коробочки, и увел
Я молча похлопал Коржика по плечу. Глубину моего сочувствия словами было не выразить.
После этого я некоторое время не появлялся в студии, потому что не хотел навязываться приятелю в его горе. Кроме того, меня пугала нянька. Своими глазами-буравчиками она дьявольски напоминала мне тетю Агату.
Но в один прекрасный день Коржик сам позвонил мне.
— Эй, Берти!
— Да?
— Ты чем-нибудь занят?
— Да вроде нет.
— Ты не мог бы забежать ко мне?
— А в чем дело? Что-то случилось?
— Я закончил портрет.
— Молодчина!
— Ну да. — В голосе его прозвучала неуверенность. — Понимаешь, Берти, с этим портретом что-то не так. Через полчаса должен зайти дядя, чтобы осмотреть его, и я почему-то чувствую, что мне понадобится моральная поддержка.
Кажется, я опять влип в какую-то историю. Без помощи Дживса тут не обойтись.
— Ты думаешь, он устроит разнос?
— Похоже на то.
Я припомнил краснолицего субъекта, которого видел в ресторане, и представил, как он осматривает портрет. Уж что-то, а устраивать разносы он наверняка умеет.
— Хорошо, приду, — твердо пообещал я Коржику.
— Здорово!
— Но только при условии, что приведу с собой Дживса.
— А причем тут Дживс? Зачем он нужен? Это он предложил тот идиотский план, из-за которого…
— Послушай, старик, ты ошибаешься, если думаешь, что я собираюсь встретиться с твоим дядей-сумасбродом без подстраховки Дживса. Скорей уж я ступлю в логово диких зверей и сам цапну льва за загривок.
— Ну хорошо, — уступил Коржик, хотя и без особенного энтузиазма.
Я позвал своего камердинера и объяснил ему ситуацию.
— Очень хорошо, сэр, — ответствовал Дживс.
Коржик стоял возле двери, разглядывая картину. Одну руку он поднял в каком-то защитном жесте, словно боялся, что портрет прыгнет и укусит его.
— Стой, где стоишь, Берти, — сказал Коржик, не меняя позы. — А теперь скажи честно: что ты об этом думаешь?
Свет из окна падал прямо на портрет. Я внимательно рассмотрел его, затем подошел немного ближе и взглянул снова. После этого я отступил на то место, где стоял прежде, потому что издалека он казался не таким страшным.
— Ну же? — забеспокоился Коржик.
Я чуть помедлил с ответом.
— Конечно, старина, я видел ребенка всего один раз и то мельком, но ведь он и вправду не красавец, верно?
— Что, на самом деле такой уродец, как на портрете?
Я посмотрел еще раз, и врожденная честность не позволила мне солгать.
— Нет, дружище. Он, может быть, и урод, но не до такой же степени.
В порыве отчаяния Коржик схватился за голову и застонал.
— Ты прав, Берти. Ни черта у меня не получилось. Кажется, я невольно применил тот знаменитый прием, который использовал Сарджент, — отображение внутреннего мира человека на портрете. Я увидел в младенце больше, чем просто внешность, и перенес на полотно его душу.
— Разве может у ребенка нескольких недель от роду быть такая мерзкая душа? Неужели он успел так напакостить? Как по вашему, Дживс?
— Сомневаюсь, сэр.
— У него такая отвратительная ухмылка!
— Ты тоже заметил? — Коржик окончательно сник.
— Да это же явно бросается в глаза.
— Я всего лишь хотел, чтобы дрянной мальчишка улыбался, а вышла эта порочная физиономия.
— Вот именно, приятель. Кажется, что пирушка в разгаре и парень веселится напропалую, а, Дживс?
— Определенно, сэр, он выглядит так, будто изрядно набрался.
Коржик хотел что-то сказать, но тут дверь открылась и вошел мистер Уорпл.
Секунды три он излучал радость и добродушие — пожал руку мне, хлопнул по плечу Коржика, высказался насчет чудесной погодки и помахал тростью. Дживс отступил в глубь комнаты, поэтому дядя его не заметил.
— Брюс, мальчик мой, надеюсь, портрет готов — действительно готов? Что ж, показывай. Он станет прекрасным сюрпризом для твоей тети. Ну, где же он? Давай…
И тут — внезапно, неожиданно — портрет попался дяде на глаза. Эффект от увиденного был сродни резкому удару кулаком — мистер Уорпл громко выдохнул и зашатался. С минуту или больше висела самая жуткая тишина, какую мне когда-либо приходилось слышать.
— Это что, розыгрыш? — наконец произнес он тоном, от которого по комнате пронеслась дюжина сквозняков сразу.
Коржика надо было спасать.
— Для лучшего восприятия стоит отойти чуть подальше от портрета, — порекомендовал я дяде.
— Да, тысяча чертей! — заревел он. — Подальше! Так далеко, чтобы не видеть эту мерзость даже в телескоп! — Он набросился на Коржика, словно свирепый тигр, узревший в джунглях добычу. — И на это — на это! — ты тратил свое время и мои деньги все эти годы! Художник! Да я бы не подпустил тебя даже стены в моем доме красить! Я заказал тебе портрет в надежде, что ты настоящий мастер, и что я получил в результате? Картинку из комиксов! — Тигр рванул дверь, рыча и яростно хлеща себя по бокам хвостом. — Все, мое терпение лопнуло! Если тебе угодно и дальше валять дурака и корчить из себя художника, чтобы найти оправдание своему безделью, — пожалуйста! Но вот что я тебе скажу: если в понедельник утром ты не явишься ко мне в контору и не признаешь, что покончил со всеми глупостями, готов работать и пройти весь трудовой путь с самого начала, как и следовало сделать пятью годами раньше, то больше ты от меня не получишь ни цента! Ни одного цента, слышишь? Ни единого! — Мистер Уорпл хлопнул дверью и удалился.
Я выполз из бомбоубежища.
— Коржик, дружище, — прошептал я едва слышно.
Коржик пристально глядел на картину. Лицо его было неподвижно, в глазах стояло затравленное выражение.
— Все кончено, — пробормотал он, совершенно раздавленный.
— Что ты собираешься делать?
— А что мне по-твоему делать? Здесь я оставаться не могу. Он перекроет мне кислород — ты же сам слышал. Придется в понедельник тащиться в контору.
Я не знал, что и сказать. Отношение Коржика к работе в конторе мне было хорошо известно. Не помню, когда еще я чувствовал себя так неловко — с таким же успехом я мог утешать человека, только что приговоренного к двадцати годам каталажки.