Тернистый путь
Шрифт:
, Припасов считал себя широко мыслящим, философски подкованным, передовым человеком и в спорах всегда брал верх, потому что говорил гладко и длинно, не давая собеседнику рта раскрыть, да еще умел вовремя придавить своего оппонента авторитетной цитатой.
По Припасову выходило, что к молодежи нужен особый подход — деликатно-воспитательный. Никаких грубых нажимов, никакого принуждения, боже упаси!
— Молодая душа, — утверждал Припасов, хрупкая бабочка. Если вы будете хватать ее за крылья грубыми руками — бабочка околеет
…Через два часа дядя и племянник, молодой человек со шкиперской бородкой
— Ну-с, дорогой племянник, что ты будешь пить? молодцевато произнес друг молодежи, разглядывая карточку вин.
— Кальвадос! — сказал Гарри Защепкин.
Официант, склонившийся над столиком, понимающе кивнул:
— Графинчик, «Московской особой». Для начала, понятно!
Быстро была подана водка и закуска. Дядя и племянник хватили по рюмке отечественного «кальвадоса», и Припасов, проникновенно глядя на юного Защепкина, приступил к беседе.
— Скажи мне, Гарри, какая у тебя цель в жизни? — начал он, энергично орудуя зубочисткой. — Впрочем, этот вопрос можно и так поставить: каковы твои идеалы?
Гарри Защепкин налил себе и Припасову еще по рюмочке, выпил свою первый, закусил маринованным белым грибком и сказал:
— У меня сейчас, откровенно говоря, идеалов нет, дядя Лева, потому что я не имею постоянного заработка Живу, как та бедная козочка, которая «бежала через лесочек, схватила кленовый листочек!». Без денег какие могут быть идеалы!
Припасов поморщился Фу, каким гадким цинизмом пахнуло на него от этого откровенного признания Но ведь молодая душа — это бабочка, нельзя хватать ее за крылья грубыми руками.
И друг молодежи мягко заметил:
— Ты, дружок, ставишь вопрос с ног на голову, то есть совершаешь ту же методологическую ошибку, за которую Маркс некогда упрекал Гегеля. Ты говоришь, что не имеешь постоянного заработка. Иди работать— и будешь его иметь! Перед тобой все дороги открыты.
На лице Гарри Защепкина появилось выражение скуки и легкого отвращения.
— Дядя Лева, я это каждый день слышу. Сказал бы что-нибудь новенькое!. Вы что, хотите, чтобы я обязательно «ковал что-то железное»?
— Необязательно на завод тебе идти.
— В деревню гоните? — Гарри Защепкин презрительно прищурился. — На простор пшеничных полей? Сенк ю, дядя Лева!
Он приблизил свою румяную физиономию к лицу Припасова и просительно прибавил шепотом:
— Вот если бы вы меня в свой журнальчик устроили, дядя Лева! По-родственному! Неважно, кем я там буду у вас числиться. А потом, когда волна пройдет, можно будет не торопясь, с вашей помощью выбрать что-нибудь более подходящее!
«Он меня просто не понимает!»— внутренне ужаснулся друг молодежи. Ему захотелось прикрикнуть на этого изворотливого молодчика, но ведь молодая душа — это даже не бабочка, это нежная красивая роза, которая может увянуть от одного холодного слова)
Лев Матвеевич поправил очки, откашлялся и снова заговорил. Говорил долго, красиво, от души, цитируя классиков, перевирая поэтов.
Опомнился он лишь тогда, когда официант принял со стола пустой графинчик из-под
— Это я заказал, дядя Лева. Сейчас самое время перейти на «старое опорто».
«Он еще и бесцеремонен порядком!»— подумал Припасов и с прежней мягкостью сказал:
— Хорошо, дружочек, давай выпьем по рюмочке портвейна, поскольку мы с тобой давно не виделись и давно не говорили по душам.
После «старого опорто» слова сами так и вылетали изо рта Припасова!
На этот раз он спохватился лишь тогда, когда к их столику подошла молодая девица с распущенными патлами, лежащими у нее на плечах. На девице было надето узкое, плотно ее облегающее, очень короткое платье, подчеркивающее те детали ее фигуры, которые их обладательница считала у себя самыми выдающимися. Гарри Защепкин представил Припасова девице с патлами. Выяснилось, что ее зовут Мадлэн, но можно называть и Матрешей, кому как нравится. Она очень рада, что встретила здесь Гарри, да еще с таким симпатичным дядюшкой.
Лев Матвеевич галантно пригласил девицу посидеть с ними. Она охотно согласилась.
Говорить о значении труда для человека в присутствии Мадлэн-Матрешки было как-то неудобно и неуместно. Быстро прикончили бутылку «опорто», и Припасов сказал, что он отнюдь не против разумных развлечений. Мадлэн-Матреша с ним согласилась: «Не все же работать, надо и отдохнуть в ресторанчике». Тут заиграл оркестр, и девица с патлами сама пригласила Льва Матвеевича потанцевать.
Танцуя, она так прижималась к своему не очень подвижному партнеру, что у Припасова сразу вспотели стекла очков. Он строго спросил Мадлэн-Матрешу, какие у нее идеалы. Остроумная Мадлэн сказала: «Одеяло какое у меня?»— захихикала и назвала Припасова «проказником». Припасов сконфузился, но зашаркал ногами по паркету бодрее. Когда они, потанцевав, вернулись к столику, Лев Матвеевич был, что называется, готов. Бросал на Мадлэн-Матрешу пламенные взгляды и очень громко, на весь ресторан кричал, что молодая душа — это хрупкая бабочка и он, Припасов, никому не позволит хватать ее за крылья. Кончилось тем, что он подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
…В десять минут первого ночи Анна Ильинична в третий раз позвонила по телефону сестре.
— Сонечка, это опять я! Пришел твой свиненок?
— Пришел!.. Анечка, дорогая, он совершенно нетрезвый!
— А где Лева?
— Я спросила, а он сказал: «Не твоего ума это дело, мэм! Заткнись!»
— Позови его!
— Невозможно! Он лег поперек кровати и моментально уснул.
Анна Ильинична в ужасе положила трубку. И сейчас же телефон зазвонил. Анна Ильинична судорожно прижала телефонную трубку к уху — на этот раз с надеждой.
Незнакомый равнодушный бас скучно пророкотал:
— Это квартира Припасовых?
— Да! — чуть слышно прошелестела Анна Ильинична.
— Это гражданка Припасова?
— Да, да! Кто говорит?
— Это из вытрезвителя номер один говорит дежурный. Приезжайте завтра утром за супругом. Он у нас — так что можете не беспокоиться. И деньги возьмите — у него не хватает уплатить за обслуживание. Спокойной ночи.
Боже мой, какая уж тут спокойная ночь!