Терновая крепость
Шрифт:
— Разве он не будет инженером, как его папаша?
— Он? Да из него выйдет такой же инженер, как из меня церковный певчий. Нет уж!
— Вот не подумал бы…
— Словом, дядя Матула, я поручаю его вам.
— Все понятно. Резиновые сапоги можно купить в кооперативе.
Главный агроном помахал рукой на прощание, Матула притронулся к полям своей шляпы, и шарабан укатил. Но было уже совсем темно, когда тетя Нанчи, насторожившись, сказала:
— Едет.
— Повозка, — прислушался и Дюла.
— Я нашу узнаю из сотни повозок.
Плотовщик недоверчиво улыбнулся, но лошадь действительно свернула во двор.
— И ты научишься. Каждая повозка грохочет по-своему, у нее свой голос, как у человека.
— Что на ужин? — пробасил великан. — Что на ужин, тетя Нанчи? А то я съем вас вместе с этим тощим лещом.
Он обнял леща по имени Лайош Дюла, а потом сел, и стул всеми четырьмя ножками вцепился в пол, чтобы не развалиться.
— Ну что, Нанчи, подохли цыплята?
Дюла с ужасом смотрел на свою тарелку и лишь тогда успокоился, когда старуха сказала, что цыплята, конечно, подохли, раз им отрезали голову, но что не положено портить аппетит гостю, лишь бы хозяину досталось побольше.
— Плотовщик, принимайся за цыплячьи ножки! — распорядился хозяин дома. — Наберись побольше сил, потому что завтра Матула тебя поведет далеко.
— Как-нибудь выдержу.
Потом разговор прекратился. На тарелках росла горка костей, и тетя Нанчи с удовлетворением смотрела, как тает на блюде красивая пирамида жареных цыплят.
— Теперь спать? — спросил дядя Иштван.
— Я давно постелила. Лучше бы вы не курили ночью в постели. Одеяло уже в двух местах прожжено.
При упоминании о курении Лайош Дюла слегка вздрогнул, но, очутившись в кровати, сразу забыл о злосчастной сигаре. И здесь у него была тесная каморка, как дома, а в окно, затянутое сеткой от комаров, словно через сито, заглядывали звезды. Мальчик думал о том, что его ждет завтра, но потом под окошком залаяла собака и другая издалека ответила ей.
«Неужели они разговаривают между собой?» — задал себе вопрос Плотовщик, потому что одна собака словно ждала, пока другая произнесет речь.
Потом заговорила сова, что не помешало собакам. Ночные голоса не создавали неприятного шума, и Дюла напрасно думал, что не сможет из-за них уснуть. Лай начал как бы отдаляться, и уханье совы тоже отодвинулось в неизмеримую даль.
Затем все смолкло, потому что собаки закончили свою вечернюю беседу, и сова лишь иногда изрекала что-то во сне. Позже взошла луна и озарила комнату тусклым мерцающим светом.
Но наш Плотовщик уже крепко спал и улыбался во сне. Что ему снилось, останется вечной тайной, но можно поручиться головой: сигары во сне он не видел, иначе бы не улыбался.
И словно через минуту, а пожалуй и через полминуты, кто-то постучал в окно.
— Рассветает, — сказал хриплый голос. — Пора отправляться.
— Это вы, дядя Матула?
— Ну конечно. Или ты ждал кого другого?
— Не-е-ет, — протянул, зевая, наш юный друг. — Да который же час?
— Четыре.
Дюла не поверил. Значит, он проспал семь часов, а ему-то казалось, что не прошло и семи минут!
— Иду, — сказал Плотовщик, но тут же уснул бы снова, если бы Матула не продолжал:
— Два часа уйдет на дорогу, и будет самое время для рыбной ловли.
— Я не разбужу дядю Иштвана?
— Едва ли! Я ведь только что повстречался с ним на краю деревни.
Лайош Дюла со вздохом сбросил теплое стеганое одеяло и, покинув нежные объятия постели, окунулся в холодный воздух безжалостного рассвета.
Матула, шурша травой, отошел от окна, и, когда Дюла появился на кухне, он уже курил там.
— Нанчи столько нам наготовила, что хватит на трех землекопов.
— Обратно домой не принесете ни крошки.
— Покойников с кладбища домой не носят, — сказал старик. — Да и ты на нас осерчаешь. Уж лучше мы все съедим! Пошли.
Напоследок Матула задержал взгляд на новеньких красивых сандалиях Дюлы, но промолчал.
Они прошли через сад и по тропинке направились к лугу. Мальчик лишь теперь проснулся по-настоящему. Прохладный воздух полей словно обмыл его легкие и разгладил лицо, окропив его капельками росы.
Взошло солнце.
На стерне сверкала паутина, которую нельзя разглядеть днем, и красная тарелка солнца как будто остановилась у края земли, раздумывая, стоит ли от нее отрываться.
Плотовщик вспомнил о школьных товарищах. Если бы Бык увидел, как он с Матулой отправляется в настоящий поход, то, конечно, не осмелился бы больше хамить, как раньше: «Сгинь, каланча, не то я тебя сотру в порошок!»
— Дядя Матула, а куда летят вороны?
— Леший их знает. Может, к болоту ловить мелкую рыбешку, а может, учуяли какую-нибудь падаль. Хотя если много кузнечиков, вороны за ними охотятся. Это серые, кальвинисты.
— Какие?
— Кальвинисты, потому что они едят мясо и не постятся, как черные вороны, католики. Те только зимой появятся здесь. — Матула остановился на минуту. — Если хочешь побольше разузнать об этих птицах, попроси дома книгу, ее написал один учитель, Ловаши. Он про них все знал. Не тяжелый у тебя мешок?
— Нет. Ловаши?
— Вроде так. Ну, пошли, а то комары уже вьются.
— Да, стоило им остановиться, как комары стали проявлять интерес к ушам Дюлы, а он-то считал, что кусаются они лишь под вечер!
— И утром. И днем в кустах, — не оглядываясь, объяснил Матула. — Только в дождь и ветер они прячутся.
— Куда?
— В дупла, в разные щели, под листья. В Терновой крепости сам увидишь. Их там столько, что стоит потрясти куст, как оттуда целая туча вылетает.
— Дядя Матула, там и правда есть крепость?
— Была, но, наверно, из терновника, потому как камня в тех местах не найдешь. Мой дед говорил, что в его молодость еще торчали какие-то остатки стен, но потом и они сровнялись с землей. Снег и мороз разрушили стены, ломонос оплел их своими плетями, и все заросло кустами. Была крепость, а теперь нету.