Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
Где-то в середине вечера Бруно остановил взгляд на покидающей ресторан брюнетке лет двадцати. Красиво очерченное лицо, тонкий нос и выразительные темно-зеленые глаза, с улыбкой наблюдавшие за публикой в ресторане. Одета девушка была модно, со вкусом, но не вызывающе. Волосы чуть вьющиеся. Невысокая и стройная; с прямой спиной и грациозным изгибом талии. Девушка на мгновение задержалась глазами на Бруно, и проследовала мимо их столика.
Бруно она понравилась — у него возникло необычное теплое чувство с примесью легкого любопытства. Девушка шла в компании капитана 2 ранга, лет сорока пяти, и миловидной дамы, с чертами тонкой, но чуть увядшей красоты. Стеклянная входная дверь бесшумно отворилась, компания, покинув ресторан, вышла на улицу и силуэт девушки растворился в полутьме парка… Все! Бруно тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение, но девушка не выходила из головы.
А ресторан продолжал веселиться. Звучала музыка, танцевало несколько пар. Поднимались тосты, за столиком офицеров шли разговоры о войне, о службе, о море…
В начале парка Эспланада уютно расположился ресторан «Капели» (Kapelli) построенный в 1867 году, и существующий на этом месте по настоящее время. Здание ресторана — стеклянный шатер, с двумя боковыми стеклянными эркерами. Этот ресторан, благодаря своему местоположению, между портом и центром города, пользовался особым расположением русского флотского офицерства, особенно в 1914–1916 годах, когда в Морском собрании Гельсингфорса было запрещено подавать, в связи с началом войны, крепкие напитки…
Случилось так, что мои партнеры в Финляндии, в один из моих приездов по делам в Хельсинки пригласили меня поужинать в этот ресторан. Госпожа Сааринен объяснила мне, что ресторан дореволюционный, расположен в красивом месте города, с видом на бухту и корабли, и до настоящего времени пользуется отличной репутацией, благодаря своей кухне. Я не мог не согласиться.
Мы расположились у окна, заказали блюда из норвежского лосося, приготовленные по особому финскому рецепту, которому уже более 100 лет. Нам принесли вино, и я подумал, что мичман Бруно Садовинский, в 1916 году, бывая в городе в короткие часы, свободные от службы, вполне мог ужинать и отдыхать в этом, близко расположенном к порту приморском ресторане, и мог так же, как мы сейчас, заказывать традиционно популярного и 90 лет назад, жаренного норвежского лосося, с хорошим французским вином. На мгновение время опять пересеклось — прошлое и современность и от этого, или от вина, мне стало жарко.
В 1916 году миноносцы, базировавшиеся на Гельсингфорс, швартовались прямо в центре города, у стенки, кормой к набережной, в пяти минутах ходьбы от Торговой площади, ресторана и Эспланады.
Каждое утро, на флагштоках российских кораблей, взвивались белые флаги, перечеркнутые голубым Андреевским крестом. Блестящая флотская столица Российской империи начинала свой день с подъема флагов. Как гласила статья 1284 Морского Устава: «Флаг почитается, как знамя в полку, и все служащие на корабле должны охранять этот флаг до последней капли крови, как хоругвь русского государя». Подъем флага — это единственная по красоте, гармонии и торжественности церемония на флоте. Для подъема флага команда эскадренного миноносца «Разящий» выстраивалась на палубе по-вахтенно во фронт. Ровно в 8 ч вахтенный офицер «Разящего» обращался к командиру: «Ваше благородие, время вышло!». На что командир отвечал: «Поднимайте!». После этого вахтенный офицер командовал:
«Флаг поднять!» и под звуки боцманских дудок поднималось по флагштоку бело-синее полотнище Андреевского флага, при этом все снимали фуражки. Когда флаг доходил «до места», вахтенный офицер командовал: «Накройсь!».
После этого командир миноносца спускался вниз, а ротный командир разводил матросов по работам. Лучше чем описал церемонию подъема Андреевского флага, певец русского флота Б.А.Лавренев в своем романе «Синее и белое», написанном в 1933 году, пожалуй, и не скажешь: «Каждый день, утром и вечером, по команде «На флаг и гюйс, смирно», под певучий стон горна, застигнутые этой командой в любом месте корабля, за любым делом, мгновенно цепенеют моряки российского флота на время священнейшей из тысяч морских церемоний — спуска и подъема флага. Вытянувшись стоят офицеры — руки у фуражек, и на их лицах от полотнища флага отсвет славы, величия и побед, и в глазах огонек гордости и силы».
Традиция торжественного подъема военно-морского флага сохранилась на кораблях и в советском военно-морском флоте и в современном российском ВМФ. Время и революции, происходившие в стране, оказались бессильны перед этой флотской традицией. И подъем флага с широкой синей полосой внизу и красными серпом и молотом на белом фоне в советское время, так же вызывал чувство гордости и сопричастности к истории российского флота, как и подъем славного Андреевского флага.
Неожиданно для себя, мичман Садовинский, встретил так понравившуюся ему в ресторане девушку в зале Гельсингфорского Морского собрания. Светлая, уютная обстановка располагала к отдыху. Несмотря на войну, в Морском собрании организовывались танцы и костюмированные балы. На них дамы — жены старших офицеров и их дочери, появлялись, в духе военного времени, в русских национальных нарядах: сарафанах, цветных полушалках и платках, наброшенных на плечи. Яркий платок украшал и плечи так запомнившейся и заинтересовавшей Бруно девушки.
Устав Морского собрания требовал обязательного представления молодых людей друг другу, через старших знакомых или флотских друзей, членов собрания. Мичман Садовинский обвел взглядом зал — никого из друзей не было видно, лишь в отдалении разговаривали несколько командиров миноносцев, и, среди них, его командир — старший лейтенант Кира-Динжан. Бруно решительно подошел к своему командиру и попросил Андрея Дмитриевича представить его семье девушки. Кира-Динжан согласился.
Девушку звали Ирина. Ее отец, капитан 2 ранга, служил в крепости Свеаборг по артиллерийской части. Оркестр, в зале собрания, до сего игравший что-то из классики, заиграл модное аргентинское танго. Бруно внутренне подтянулся:
Разрешите Вас ангажировать? — Он поклонился и предложил Ирине руку.
Вы хорошо танцуете? — спросила девушка.
Последний раз я танцевал в корпусе, в четырнадцатом году, так, что не судите строго. Попытаюсь вспомнить.
Танцуя, Бруно, про себя, считал такты и старался не ошибиться.
Аромат ее духов кружил ему голову и, главное, было — не сбиться.
Музыка смолкла. Они остановились. Ирина подняла голову, посмотрела ему в лицо и, улыбнувшись, проговорила:
Спасибо! Мне очень понравилось. Бруно поцеловал ей руку.
Спасибо Вам. Вы танцуете прекрасно.
Они вернулись на место. Время пролетело быстро и в конце вечера, перед уходом из Морского собрания, Бруно, проигнорировав правила этикета, напрямую спросил:
Ирина, простите за смелость, мы сможем увидеться вновь? Ирина на мгновение задумалась, потом достала из сумочки изящный карандашик, миниатюрный блокнот и что-то написала.
Вот номер нашего телефона. Звоните вечером.
Бруно бережно взял записку и положил ее во внутренний карман.
Морское собрание Гельсингфорса, открытое в феврале 1912 года, позволяло флотским офицерам пообщаться в непринужденной береговой обстановке, выпить вина, потанцевать, одним словом, просто отдохнуть от корабельного железа, от вечных корабельных запахов — угля, машинного масла, горячего металла и взрывчатки. Как говорится, глотнуть опьяняющего светского духа и, с освеженной и отдохнувшей душой, вновь нести нелегкую флотскую службу.
Мичман Б.А.Садовинский, как и многие молодые флотские офицеры кораблей, базировавшихся в Гельсингфорсе, был членом Морского собрания и при любой возможности посещал его. Кроме всего прочего, его привлекала и имевшаяся там хорошая библиотека.